Демоны римских кварталов

Пилата начал раздражать разговор. Для начала надо бы сбить с этого бродяги спесь и научить его вежливости. Вызвать центуриона?.. Пилат представил, как будет кричать и корчиться этот умник под ударами плетей. Разговаривать надо с подготовленными людьми, в которых осталась лишь одна телесная суть. А все наносное – гордость, ум, ирония, самоуверенность – легко срывается орудиями наказания.

– Я говорю правду, прокуратор, – заметил Жезу. – Разве ты еще не убедился в этом?

– Мне не нужна твоя правда, иудей! – жестко ответил Пилат. – Есть я! И то, что я вижу и хочу, – есть моя правда.

– Мы говорим об одном и том же. О твоей власти, которой тебе не хватает. О том, что ты стар и тебе надо торопиться, ибо жизнь проходит там, в Риме, а здесь ты тратишь себя на никчемные допросы проповедников и понимаешь, что все это пустое…

– Молчать! – Прокуратор шагнул к Жезу и спросил так, как если бы выносил приговор: – Что ты можешь мне дать?

– Власть.

– Власть? Какая же у тебя власть, если здесь, сейчас я могу сделать с тобой что угодно, а ты не можешь ничего!

– Здесь? – переспросил Жезу, оглядывая потолок и колонны. – Ты только представь, какой видит твою резиденцию птица, парящая в небе. Это же белая капля. Крохотный камешек посреди пустыни, такой огромной, что ее невозможно охватить одним взглядом.

– И ты, обладая такой властью, все-таки пришел ко мне. Значит, тебе чего-то не хватает?

– Кнута и плетки, прокуратор.

– Кнута и плетки? Ты смеешься?

– Ничуть. Ты же спросил, чего мне не хватает. У тебя маленькое стадо, больное и слабое, но прекрасные и огромные овчарни, крепкие пастухи, сторожевые собаки, и всего этого слишком много для жалкой горсточки овечек. А мое стадо похоже на море, и когда я стою рядом с ним, то нигде не вижу земли, а лишь белые завитки шерсти да рожки, но в руках у меня нет ничего, и куда я иду, туда и мое неразумное стадо. Почему бы нам не поделиться друг с другом тем, чего у каждого в избытке.

Понтий Пилат почувствовал, что улыбается. Этот иудей знает, что говорит. И знает о том, что прокуратор верит каждому его слову. Пилат подумал, что ему редко удается поговорить с человеком, каждое слово которого так бы легко и глубоко западало в душу.

– Ты хочешь сказать, что я, как старая мельница, впустую перемалываю воздух?

– Да, прокуратор, ты пытаешься рубить воду и стегать кнутом воздух. Ты уже пробовал выставить в Иерусалиме флаги с изображением Тиберия и тем самым прижать своей властью народ. Но иудеи пришли к тебе в Кесарию, легли на землю перед твоим домом и лежали так несколько дней. Ты мог приказать легионерам изрубить их в куски, но не сломал бы их духа. И ты тогда понял, что проиграл, и убрал из священного города флаги. Тебе надо в Рим, прокуратор, и ты сразу почувствуешь мягкую глину в своей ладони и будешь из нее лепить что хочешь.

– Ты научишь меня это делать?

– Я помогу тебе это сделать, но научить не могу. Это дар Божий.

– Какой у тебя щедрый Бог! Ты и мне будешь говорить, что ты его Сын?

– Нет, прокуратор, не посмею. Ты слишком умный, чтобы я мог лгать тебе. Но Бог, одарив меня необыкновенной силой, заверил ее своей печатью.

И Жезу медленно приподнял правую руку, раскрыл ладонь и показал ее прокуратору. Понтий Пилат глянул, прищурился, отошел на шаг.

– Сядь! – произнес он, махнув рукой на кресло, и принялся ходить рядом. Такого еще не было. Иудей сидел в присутствии наместника. – Я прикажу принести еды и вина…

– Не надо! – остановил его Жезу. – Ты очень взволнован. Если ты не знаешь, как поступить со мной, спроси меня.

– И как же мне поступить с тобой?

– В ближайшие дни мы должны отправиться в Рим. Там тебя ждет трон кесаря. Медлить нельзя, прокуратор. Наступит час, когда край Божьего плаща закроет солнце, и мрак, опустившийся на землю, возвестит народам о пришествии нового правителя.

– Но первосвященники требуют распять тебя.

– Тебе это предложение кажется более выгодным?

– Я не хочу… я не могу обострять с ними отношения.

– А что тебе иудейские первосвященники, если ты сюда уже никогда не вернешься?

Пилат с натяжкой усмехнулся.

– Мой возраст научил меня осторожности, Жезу.

– Мне кажется, ты колеблешься перед выбором. Смелее, прокуратор! Толпа перед твоей резиденцией ждет твоего решения. Ты слышишь, они кричат: «Распни его!»

Понтий Пилат стремительно подошел к Жезу, и его белый плащ, взметнувшись крылом, погнал по залу ветер.

– Решение уже принято, неужели ты еще этого не понял? – процедил он. – Уйти надо с чистыми руками.

– Что ж, если первосвященники хотят крови, хотят получить пасхальную жертву от прокуратора, то распни… кого-нибудь другого.

– Другого? – Пилат обернулся, посмотрел на Жезу и задумался. – А кого другого?

– Твои центурионы арестовали еще одного человека. Кажется, его зовут Адриано.

– Я думал, ты будешь просить за него.

– Я его почти не знаю.

– Но он был с тобой. Он любит тебя…