Демоны зимних ночей

Мари решила, что обязательно встретится с отчимом. Конечно, за эти годы она изменилась – из беззаботной и веселой девицы превратилась в печальную и плохо одетую эмигрантку. Но Кирилл Павлович узнает ее!

Ей пришлось ждать несколько часов на морозе – наконец показался черный автомобиль, который подъехал к воротам дворца. Шофер выскочил из салона, чтобы открыть ворота, Мари подлетела к машине и распахнула дверцу.

Кирилл Павлович, во фраке, с орхидеей в петлице, развалившийся на кожаном сиденье, воззрился на нее с неподдельным возмущением. Он курил короткую турецкую папиросу – судя по всему, повеса прибыл с очередного великосветского приема. Великий князь произнес:

– Милочка, я не подаю нищим! И немедленно закройте дверь, иначе я заявлю на вас в полицию!

К Мари подлетели растерянный шофер и трясущийся дворецкий.

– Ваша светлость, извините, эта сумасшедшая не причинила вам вред? Она караулила вас около дворца, хотя я велел ей убираться! Донимает вас нелепыми просьбами!

Дворецкий изо всех сил толкнул девушку, та поскользнулась и упала на снег. Великий князь появился из салона. Он подошел к Мари и, протянув ей мелкую ассигнацию, сказал:

– Милочка, возьмите! Однако прошу вас впредь не околачиваться около моего особняка!

Мари повернула голову и сказала по-русски:

– Кирилл Павлович, неужели и вы не узнаете меня. Я – ваша падчерица Мари! Я спаслась и приехала в Париж!

Великий князь побледнел, недокуренная папироса выпала из его бледных пальцев, он прошептал:

– Мари, неужели это вы? Не может быть! Боже мой, это в самом деле вы! Но где моя супруга, где Шарлотта-Агнес? До нас дошли ужасные слухи о том, что вы стали жертвой зверств большевиков...

Кирилл Павлович помог ей подняться, Мари заметила выражение ужаса на лице шофера и дворецкого. Великий князь заботливо усадил ее в салон автомобиля.

– Ах, Мари, как вы изменились! Из ребенка вы превратились в женщину! И эта ужасная мещанская одежда! А ваши чудесные длинные волосы! Так где же Шарлотта-Агнес?

– Ее убили, – произнесла тихо Мари. – Но вовсе не большевики, а бандиты, которые не имеют отношения ни к одной из воюющих сторон.

– Значит, бедняжка Шарлотта-Агнес... – трагическим тоном протянул Кирилл Павлович. В его голосе Мари уловила не столько скорбь, сколько облегчение и даже триумф. Нет, нет, ей это только показалось!

– Она покоится на сельском кладбище, – пояснила Мари. – Кирилл Павлович, вы же не выставите меня на улицу?

Великий князь шокированно воскликнул:

– О, Мари, за кого вы меня принимаете? Разумеется, нет! Вы – моя... хм... падчерица, поэтому... Но, скажу честно, за эти годы я привык к тому, что вы и Шарлотта-Агнес находитесь в России, однако...

Мари вспомнила – отношения между князем и княгиней были более чем прохладные, Кирилл Павлович не скрывал, что женился на Шарлотте только чтобы скрыть свои противоестественные наклонности.

– Но, думаю, на какое-то время вы сможете остаться в особняке, – продолжил великий князь. – Однако скажите, Мари, что вам известно о гибели несчастного Никки и Аликс со всей семьей в Екатеринбурге? Если смерти избежали вы, то вполне возможно, что и одна из дочерей царя... Хотя нет, нет, нет!

Мари не понимала, отчего Кирилла Павловича интересует эта тема. Девушка чувствовала себя уставшей: наконец, она в Париже! Теперь все будет хорошо! Или нет?

Автомобиль тем временем проехал через парк и остановился около дворца. Трясущийся дворецкий распахнул дверь и, низко кланяясь, прогнусавил, обращаясь к Мари:

– Ваша светлость, добро пожаловать домой!

Мари оказалась в мраморном холле, за ней последовал Кирилл Павлович.

– Милая, вы займете апартаменты для гостей на втором этаже, – распорядился он.

Мари хотела рассказать отчиму обо всем, что приключилось с ней, но он, воздев к небу холеные руки, прошептал:

– О, Мари, избавьте меня от леденящих кровь подробностей! Я каждый день возношу молитвы всевышнему за то, что испокон века живу в Париже! Здесь нет бородатых большевиков, здесь на меня никто не покушается, в Париже сохранилась цивилизация, не то что в немытой России! В отличие от очень многих, я полностью сохранил мои капиталы и в войну даже приумножил их – я не доверяю европейским банкам, моими деньгами распоряжаются американские финансисты. Pauvre, pauvre Russie! [4]

* * *

Мари приняла ванну – в первый раз за два года. К ней были приставлены несколько камеристок и горничных, которые помогли ей одеться. Девушка не могла поверить – у нее снова мягкая чистая постель, шелковые платья, золоченые гребешки и хрустальные флаконы с кельнской водой.

Смотрясь в зеркало, Мари вспомнила о смерти Шарлотты-Агнес. Бедная мама, она не заслужила столь жестокую смерть! Почему судьба была так к ней несправедлива?

Дворецкий почтительно пригласил Мари к позднему ужину. В роскошной Овальной гостиной был накрыт огромный стол: белоснежная скатерть, оплывающие в бронзовых канделябрах свечи, китайский фарфор, серебряные ножи и вилки, бокалы из горного хрусталя. Кирилл Павлович ждал ее.