Демоверсия

Аня стоит под водопадом, подставляя лицо холодным тяжелым струям. Ян обнимает ее со спины, положив ладони ей на грудь. Его тело очень горячее, и смешение холодной воды и горячих рук рождает странное, ни с чем не сравнимое ощущение. Они стоят, будто замкнутые кру́гом воды, защищенные от всего, и это кажется смешным, потому что защищаться не от чего. За кругом покоятся разнеженные солнцем холмы Тишины, покрытые огоньками – такими цветами в виде большого оранжевого шара, какие росли в том месте, где родилась Аня. Она не помнит, как пахли те огоньки, из ее детства, и пахли ли они вообще, но эти пахнут. Они так пахнут, что кажется, будто этот аромат источает сама вода, в которой она стоит, и ее тело впитывает в себя этот волшебный запах – смесь сирени, садовых роз и ванилина, которым пропитывали раньше пупсов – Аня с такими когда-то играла и все нюхала их головки. Еще в этом запахе есть нотка, напоминающая мамины французские духи, и пряный запах табака от папиных рук, и аромат не закрывшегося еще детского родничка, и тела – маскулинный запах мужского тела, омытого водой, но продолжающего пахнуть. И Аня зарывается носом в волосы Яна, и вдыхает этот мускус, и дышит им, и другого воздуха для нее не существует.

* * *

– Почему сразу зашивать не пришли?

Аня не знала, что ответить. Она пролепетала что-то про усталость, поздний час и детей, выслушала рубленые фразы сердитого работника травмпункта. В воздухе витали больничные запахи, в углу стояла урна, полная бурых бинтов.

– Сейчас в любом случае поздно. Будем пытаться сращивать как есть. Если плохо срастется – пойдете под нож.

Аня слушала равнодушно. Вчера она ходила под стекло, завтра пойдет под нож. Какая разница.

– На операцию, в смысле. Тихо-тихо, еще немного. Не дергайте рукой! Молодец. Не переживайте, скорее всего, все будет нормально. На перевязку будете приходить каждый день. Завтра принесете свои бинты и «Левомеколь».

Влад ждал у кабинета. Он помог ей одеться, и они пошли домой.

Дома он сам приготовил обед. Аня ела, опустив руку на колени, и думала: хорошо, что левая. Иначе она не смогла бы сдать заказ. Они договорились с Женей поехать в Черничные поля в понедельник. Это послезавтра. Еще мерцала слабая надежда, что Петр как-то проявится за выходные.

Аня взяла ложку в правую руку и зачерпнула суп. Левая рука неосознанно потянулась к хлебу, но только мысленно. Аня хлебнула супа, положила ложку, взяла хлеб. Откусила, положила хлеб, взяла ложку. Положила ложку, взяла хлеб. Откусила.

– Мамочка, тебе больно?

– Уже нет. Не переживай.

– Хорошо. А можно я порисую на бинтике?

Аня улыбнулась.

– Можно, Ида. Но только после еды.

– Ну вот.

– Мам, у нас сегодня концерт в музыкалке. Ты не придешь, да?

* * *

– Нет. Смотри внимательно, тут же си-бемоль. Что ты играешь?

Лиля нахмурилась и опустила смычок.

– Какая тональность?

Лиля молчала.

– Ну вспомни же: четыре бемоля. Какая там последовательность? Лиля, соберись!

– Си…

– Ну?..

– Ми…

– Ля, ре. Ля-бемоль мажор. Давай еще раз.

Лиля медленно водила по струнам, Аня перечитывала про себя текст и отстукивала ногой ритм.

«Идет кисонька из кухни, у ней глазоньки опухли…»

– Не торопись. Еще раз.

«Идет кисонька из кухни».

– Смычок вверх. У тебя подушка съехала, дай перевяжу.

Аня поправила завязки на синей подушечке. В первом классе такие используются вместо мостиков.

– Дальше.

«Идет кисонька…»

– Стоп! Ля-бемоль!

«Идет кисонька из кухни, у ней глазоньки опухли…»

– Да, молодец. Держи ритм. Лиля, смычок в начале этого такта вверх! Дальше.

«О чем, кисонька, ты плачешь?» – «Как мне, кисоньке, не плакать?»

– Бемоль, Лиля!

– Мама!

– Что мама? Я тут бемоль нарисовала? Ты за Калинникова решать будешь, есть тут бемоль или нет? Или у тебя своя нотная грамота?

Лиля насупилась и продолжила.

«Повар пеночку слизал да на кисоньку сказал…»

– Хорошо. Еще раз.

Лиля вздохнула.

«О чем, кисонька, ты плачешь?»

– Смычок вверх!

«Как мне, кисоньке, не плакать?»

– Молодец. Дальше.

Дальше было «мяу». Но Лиле не мяукалось.

– Лиля. Кисонька уже сдохла. Оживи ее, пожа-луйста.

«Мя-а-а-а… хр… Мя-а-а-а… хр… Мя-а-а-а».

– Мя-У!

– У меня не получается!

– Получится. Еще раз.

«Мя-а-а-а… хр… Мя-а-а-а… хр».

– А ну, не реви. Ну вот.

– У меня никогда не получится!

– Получится. Не реви. Бери скрипку. Давай сначала.

…Идет кисонька из кухни, У ней глазоньки опухли. «О чем, кисонька, ты плачешь?» «Как мне, кисоньке, не плакать?»

– Ну вот, умница же! Только си-бемоль забыла. Ладно, ничего. Теперь «мяу».

Лиля начала злиться. Аня начала закипать.

– Куда ты ведешь смычок? Плавно, Лиля! Руку ровнее!

– Я не могу!

Лиля топнула, бросила скрипку на диван и размазала слезы.

Аня устало села. Взяла в руки скрипку. Это была очень маленькая скрипочка – с желтоватым корпусом, на котором виднелась заклеенная трещина.

– Иди ко мне. Высморкайся.

Она посадила Лилю себе на колени и сказала:

– Знаешь, говорят, когда что-то не получается, надо сделать это сто раз, и тогда обязательно получится.

Лиля смотрела на нее глазами, полными ужаса.

– Сто раз?..

– Сто раз.

– Но мама…

– Бери скрипку.

Лиля постояла в нерешительности, еще раз вытерла глаза и взяла инструмент.

«Мяу».