Демоверсия

Трещина образовалась слишком давно, и скоро весь витраж раскрошится на кусочки – это был просто вопрос времени. Возможно ли этого избежать? Она продолжала распутывать цепочку событий, разглядывала каждое звено, понимая, что – нет, нет, и это снова не то. Где же изначальная точка хрупкости, сделавшая ее неправильной и уязвимой? Она возникла задолго до встречи с Яном, до развода с мужем, даже до свадьбы – еще раньше, еще глубже. Несомненно: это было «до». И эта частица – «до» – была частицей музыки, одним из ее воплощений, истоком, ее первичной маленькой нотой.

Да, возможно, Аня просто не заметила, что трещина уже была там раньше. Но имеет ли это значение: это просто стекло – сколько таких уже лопнуло в Аниных пальцах?..

Стекол было бесконечно много. Маленькие тридцатисантиметровые квадраты. Большие сатинатовые образцы. Бронзовые зеркала.

Изредка они бились, тогда Аня приводила мастерскую в порядок, заметала осколки и выносила их на улицу, к мусорному контейнеру. Когда позже она смотрела на совок, ей казалось, будто он возник здесь сам и ниоткуда – он сиял, полный зеркал, отражающих небо и деревья, и было немного жаль опустошать его: словно небо выбрасываешь. И Аня вспоминала, как они с Ксюшей грузили зеркала в старой стеклорезке.

Их было четыреста. Сами по себе зеркала были небольшими: где-то сантиметров сорок на тридцать. Но их было четыреста. Кузов грузовика был заполнен стопками картонных коробок с надписью «Осторожно, стекло».

Они выгружали кузов вдвоем. Ксюша стояла внутри, брала коробки и передавала Ане, а та складировала их на пирамиду для транспортировки стекол.

– Держи!

– Принимаю.

– Держи!

– Беру.

– На!

– Еще!

– Еще немного!

Было много. Когда пирамида заполнялась, Ксюша выпрыгивала из кузова, и они вместе с Аней закрепляли коробки ремнями, а потом везли на склад. От парковки нужно было проехать пять этажей вверх на грузовом лифте. Лифт был старым и постоянно ломался, особенно при перегрузках.

Они вкатывали тележку, и кто-то из них, кто был ближе к выходу, закрывал железные двери, потом сдвигал сложенную гармошкой решетку и закреплял задвижкой.

Иногда лифт сразу начинал движение вверх, а иногда нет – с одинаковой частотой. Например, вверх он идет, а вниз уже нет. Тогда обе вздыхали, одна выходила, спускалась по лестнице на этаж ниже и нажимала кнопку вызова. Лифт приходил, и они спокойно ехали дальше.

Лифт мог не прийти совсем. Это означало, что кто-то на одном из этажей не закрыл решетку. Тогда обе вздыхали глубже, одна оставалась внизу, а другая шла обходить этажи, искать лифт и закрывать решетку.

Иногда лифт застревал, но обычно ненадолго – просто буксовал. Первое время Аня очень боялась застрять и умереть с голоду или описаться, но потом бояться надоело, и она перестала.

За парковкой стеклорезки стоял большой мусорный контейнер, доверху заполненный осколками. Ане нравилось курить возле него и смотреть, как небо отражается внутри, дробясь на миллионы несовпадающих кусков.

* * *

Она стояла и курила возле контейнера у новой мастерской.

Было лето, дети на днях уехали с бабушкой к морю на целый месяц. За это время Аня успеет все – и переехать, и обустроиться, и даже немного отдохнуть.

Весной она сдала хороший заказ, который позволил не только выправить материальное положение, но даже арендовать помещение под мастерскую. К тому же ей повезло: оно было недалеко от дома – всего пара остановок на трамвае.

Оставалось выгрузить некоторую мебель, и переезд будет завершен.

Аня посмотрела на совок, полный зеркальных осколков, и ее лицо разделилось на сорок деталей, вмещающих одновременно кусочки неба, солнечных бликов и других таких же обломков зеркал. Зеркальные куски отражались друг в друге, образуя бесчисленные коридоры – лабиринтообразные прямоугольники, напоминающие силуэты тесно сросшегося гаражного кооператива. Аня вглядывалась в совок, словно погружаясь в него целиком, и вдруг разглядела в этом спонтанном скоплении отражений клетчатую структуру, смутно напоминавшую что-то, о чем помнить не хотелось, но не помнить тоже не получалось. Она наступила на совок ногой, чтобы не видеть, – но только окончательно провалилась в зеркальное месиво.

Аня продолжала смотреть на совок, на свою ногу, стоящую сверху, но видела почему-то вместо кроссовки красную лакированную туфлю. Медленно подняв голову, она обнаружила, что контейнер сильно удлинился и размножился, и впрямь образовав ряд гаражных «коробок». Мимо этих «коробок» она каждый день ходит в школу и обратно, а по вечерам прыгает по ним с мальчишками. Ее будто перекинуло обратно в детство, и Аня вспомнила, что надо возвращаться домой, – в школе сегодня и так задержали.

– Из чего же, из чего же, из чего же, – пела Аня, – сделаны наши мальчишки?[33]