Демоверсия

Она начала было что-то говорить, но на полуслове ощутила, как в ее рот входит что-то твердое и громадное. Аня дернулась назад, но поняла, что не может пошевелиться, и только чувствовала, как что-то само шевелится у нее во рту. Она закашлялась и стала задыхаться, ее затошнило, и она изо всех сил стала лупить держащее ее существо ладонями.

Оно отпустило ее и сказало:

– Открой глаза.

Аня открыла глаза и отшатнулась, с трудом удержавшись на ногах. Перед ней возвышался огромный, словно гора, черный бык с телом человека. Над его лбом нависали черные витые рога с острыми концами, которые возвышались над гаражами, заслоняя солнце. У него были маленькие красные глазки, а из оттопыренных ноздрей шел едкий дым. Тело его было покрыто шерстью, а внизу живота болтался несообразно маленький член, из которого на землю капало что-то белое.

Аня скорчилась, схватившись за живот и глядя на свои ноги. И тут она увидела, что на ее туфли – на ее прекрасные новые туфли, которые только недавно привезла из Новосибирска мама, – попало это, что-то белое, и красная лаковая поверхность сразу полопалась и покрылась черными трещинами. Аня попятилась назад – мимо гаражей, мимо рябины, мимо почтовых ящиков, но гаражи продолжали обступать ее со всех сторон, даже когда она переступила порог дома.

Она сразу легла.

– Ты чего такая бледная? – спросила мама.

– Нас сегодня пирожками в школе угощали. Наверное, они были просроченными. Сделай мне, пожалуйста, марганцовки, меня тошнит.

Аня отдернула ногу, подняла совок и выбросила его в контейнер вместе с битыми зеркалами.

* * *

– Что это?

Аня задрала подбородок и увидела черные скалы с красноватым отливом. Местами виднелись сломы породы, и тогда было видно, что изнутри камень радужный, как бензиновая лужа.

– Это Острые скалы, место рождения Чистого ветра. Патш в дул[34].

Они стояли на высоком холме, являвшем собой границу между степью и горами. Ян поднял руку, указывая направление, и Аня пригляделась. Внизу росли какие-то уродливые сухие кустарники с длинными острыми шипами. На некоторых из шипов, словно нанизанные на шпажку, висели птицы и мелкие животные. Еще там были люди. Мертвые. Много мертвых тел: совсем недавно убитые, еще истекающие кровью, и просто голые скелеты.

Аня вскрикнула, зажав рот руками.

Ян достал что-то из кармана и протянул ей. Она взяла и увидела маленький круглый камешек, черный и радужный одновременно.

– Это обсидиан. Застывшая вулканическая лава. Носи его при себе, он будет защищать тебя, когда ты здесь.

– А когда я там?..

Ян бросил на Аню быстрый взгляд и отвернулся. Он долго смотрел на черные скалы, а потом сказал:

– Когда-то из обсидиана делали первые люстра[35].

Аня пригляделась и различила в радужной поверхности собственный глаз.

– А до этого – бронь до складаня офяр[36]. Потому что они острые на сколах… Как стекло. Очень прочное стекло.

– Это здесь ты избавляешься от злости?

– Так.

Ян постоял еще немного, глядя вниз, а потом резко развернулся, схватив Аню за руку.

– Ходьжьмы стонд[37].

Они уходили, и Аня старалась не оборачиваться, но все равно продолжала видеть радужный слом и окровавленные серые шпажки. Она погладила камень и положила его в боковой кармашек сумки.

– По одной из легенд, этот камень появился после войны между индейцами и бледнолицыми. Индейские жены так много и так горестно плакали, что каждая кропелька[38], опаленная горем, мгновенно застывала черным камнем.

– Тогда откуда эти скалы здесь? Ты же говорил, что тут нет женщин?

– Это кропельки птакув[39], – сказал Ян и как-то делано рассмеялся. – Говорю же, застывшая лава.

– 2–

Заметив трещину на стекле, Аня не вспоминала детство.

Она вспоминала совсем другое: холодный, дождливый июль прошедшего лета. Прошедшего только полгода назад – полгода, вместившие десятилетия. В этом июле она отправляла детей к бабушке, чтобы спокойно завершить переезд в мастерскую. Чтобы, завершив переезд, неожиданно услышать звонок телефона, который перевернет весь июль, все лето – всю жизнь.

* * *

Несмотря на то что Клавдия Григорьевна постоянно твердила, что они вот-вот опоздают, на вокзал приехали на полчаса раньше. Они стояли под табло прибытия и отправления поездов, ожидая информации. Ида носилась от чемодана к чемодану, Лиля стояла, хмуро глядя на железную дорогу. В руках она держала кофр.

– И зачем только мне с собой скрипка? Какой дурак будет играть на море? – недовольно ворчала она.

Но вот поезд прибыл, и они пошли искать свой вагон.

Аня обняла Лилю.

– Занимайся, пожалуйста.

– Ладно, – буркнула та.

– Мамочка, – дернула Аню за рукав Ида, – а можно я все-таки буду чуть-чуть скучать?

– Ой, перестань, время быстро пролетит, – сказала Клавдия Григорьевна Иде, выразительно глядя на Аню. – Все, маме пора.

Аня вышла из вагона и махала детям перед окном их «плацкарта», вспоминая их со свекровью знакомство.

Оно состоялось через полгода после арбажской свадьбы – той самой, где Аня на Новый год свалила елку на главной площади. В июне Влад встретил ее на вокзале и повел домой – знакомить с мамой.