День Ангела

Насти рядом не оказалось. Она исчезла, сбежала, слиняла, и ее фарватер от столика до закулисья можно было проследить не хуже, чем фарватер ледокола, только что нарезавшего полярные льды. Там, где прошла Настя, кто-то возмущенно смахивал салфеткой шампанское с лацканов, кто-то встряхивал и распушал скомканные меха, кто-то, повизгивая, поджимал оттоптанную ножку, кто-то искал под столом зубной протез, кто-то ставил на место кресла, которые разметал Настин тяжелый бархатный шлейф. Настя наделала дел.

— Куда же это она? — перепугалась Аврора Францевна.

— Вероятно, в туалет, — шепотом предположил Михаил Александрович. — Ты не беспокойся за Настю, Аврорушка.

— В туалет за кулисы?! Миша, что ты говоришь? Она там заблудится, набузит, ее арестуют и выставят, — хлопотала и вертелась Аврора Францевна.

— Настю?! — изумился Михаил Александрович. — Это Настю выставят?! Аврорушка, приди в себя, милая.

— Действительно, — пробормотала Аврора Францевна, — это вызовет определенные затруднения… А где ее кавалер? Где Гена? Сопровождает даму? В туалет или куда там? — Аврора Францевна была недовольна своими глупыми предположениями, раздражена и потому слегка язвительна.

— Я, Авророчка Францевна, здесь, — тихо фыркнул у нее за спиной академик. — Не беспокойся, пожалуйста. А дама не нуждается в сопровождении. Она за кулисами знакомится с негритянкой. Я сам видел, как она подлетела на всех парусах, когда брал у Эм-Си автограф. Мы там перекинулись парой слов, — намекнув голосом на некую загадку, сообщил Геннадий Николаевич. — Анечка-красавица тоже там. И хватит уже нам шептаться. Уже отыграли Моцарта, так дайте мне, товарищи, по крайней мере, послушать Россини.

— Все с ума посходили, — оставила за собой последнее слово Аврора Францевна и добавила не без восхищения: — Вот это Настя!

Тем временем музыка, совершенная, но слегка сдержанная поначалу, разгулялась, полилась свободнее и со страстью. Яшина коса расплелась, и белые волосы упали на плечи. У Светланы на лоб сполз рыжий локончик, перед концертом тщательно зачесанный назад. У альта Николая Николаевича подмокли седые височки и запотели очки, а у второй скрипки Мариночки слегка сбился набок высокий налаченный хохолок. Музыканты немного глотнули шампанского перед концертом, ибо под Новый год они тоже люди, а не только работники сцены. По этой причине в финале Гофман подмораживал не «жидким азотом», как замысловато выразилась Аврора Францевна, а тем самым игристым, золотистым, с озорными пузырьками — со льда. Это было не совсем профессионально, ну да ведь Новый год же, дамы и господа!

Звуки уже замирали, когда на балюстраде из-под портьерного шелка выглянул Олег Михайлович. Он собирался встречать Новый год со Светланой и ни с кем иным. У него были особые намерения, особые планы на эту ночь. Он улыбнулся Светлане виновато, так как опять опоздал на ее концерт, и пошел поздравить ее с очередным успехом, в котором не приходилось сомневаться, судя по овации, сотрясающей зал. Не очень трезвой, впрочем, овации.

У Светланы тоже были особые планы относительно Олега Михайловича. Она всю осень и весь декабрь готовилась претворить их в жизнь. И недавно по некоторым признакам она поняла, что момент близится, что Олег Михайлович узнал ее достаточно хорошо, чтобы принять ее со всеми недостатками, свойственными лисьей природе. Он приручил ее, успокоился и взял в друзья. Оставался, конечно, некоторый риск попасть под горячую руку и погубить тщательно выстроенный карточный домик. Да ведь Новый год! Надо, чтобы он все принял как подарок. Семья в подарок. Но как же все зыбко-то, господи! Скорей бы все кончилось. У Светланы от волнения быстро-быстро билась жилка над ключицей. Вот сейчас он встретит ее и…

Олег Михайлович перехватил Светлану на подходах к фойе, где она условилась встретиться после концерта со своей семейной компанией. Перехватил, узнав по походке и ясной рыжине, мелькавшей за шуршащей целлофаном охапкой букетов, которую она несла.

— Ты потрясающая, великолепная, очаровательная, — сказал Олег Михайлович и сунул голову в цветы, чтобы добраться и поцеловать. — И не переодевайся, прошу. Это не платье, а чудо явленное. Так тебе идет.

— Не чудо явленное, а изделие некоей Осы Хагберг. Я привезла его еще летом из Швеции, и стоит оно…

— Светик, прошу тебя! Не лишай меня иллюзий! Пусть будет чудо! — дурашливо умолял Олег Михайлович.

— А если чудо связано именно с лишением иллюзий? — дрогнула одними губами Светлана. Ужас, как было страшно.

— Тогда пусть, — не без лукавства согласился Олег Михайлович. — Я давно подозревал нечто подобное. Все чудеса от ясности. Я бы тоже хотел внести ясность кое во что. — И спохватился: — Тьфу ты! Самое время разводить философию! Лучше решай, где встречаем Новый год, здесь или у «Палкина»?

— Я обещала своим старичкам, что отпраздную вместе с ними. Они тут, были на концерте. Олег… — набрала в грудь воздуху Светлана, чтобы нырнуть и… наверное, никогда не выплыть.

— Отлично, — перебил Олег Михайлович, — тогда встречаем здесь, да и дело с концом. Вот и познакомишь меня с ними.