– Нет, нет, не так - она высвобождает руки, берёт в ладошки моё лицо. Ладошки твёрдые, прохладные. Почему, должны же быть горячие? Ну да, она же теперь человек.
Всё моё поле зрения занимают её глаза, и я ощущаю на губах лёгкий, щекочущий поцелуй. Будто пёрышком.
– А вот теперь получилось, правда?
Она мягко выскальзывает из моих рук, расстёгивает пальто, неловко стаскивает его. В движениях чувствуется неуверенность. Ясно, не привыкла к человеческой одежде.
– Не смейся, я научусь одеваться. Подумаешь!
Я перехватываю её пальто, вешаю на крючок. Она осторожно проходит в комнату, легко ступая и чуть вытянув от любопытства длинную шею. Я любуюсь ею - какая она лёгкая, в очень коротком чёрном платье и чёрных колготках, облегающих её тоненькую длинноногую фигурку.
– Между прочим, если бы не мама и Аина, я заявилась бы к тебе в термокостюме. Совершенно не подумала об одежде.
Она остановилась перед своим портретом, приклеенным скотчем к стене. Я медленно подошёл сзади. Она резко обернулась.
– Ты сам нарисовал?
– Конечно…
– Нет, подожди… Где ты мог видеть? Мама не показывала тебе, она так сказала. Как же?…
Я обнял её.
– Всё проще, я думаю. Это твоя мама подсмотрела у меня в голове твой облик, и сделала всё, как надо…
Она прижимается ко мне.
– А они ещё сомневались. Какая я счастливая!
Нет, всё-таки здорово - её сияющие глаза теперь прямо напротив моих, чуть пониже. И не надо бухаться на колени.
– Я есть хочу вообще-то!
Ирочка сноровисто потрошит мой холодильник, выкладывая припасы на кухонный стол. Мелькают тонкие руки с длинными, чуткими пальцами. Я любуюсь ей.
– Да ты начал исправляться, мой хищник. Ни следов мяса, зато сколько фруктов!
– Ты вовремя поделилась со мной коркой хлеба, и я осознал.
Да, знала бы ты, что теперь нам обычно придётся выбирать - либо фрукты, либо мясо. Проклятые деньги!
Она смотрит расширенными глазами.
"Так плохо?"
Я виновато улыбаюсь.
"Теперь плохо. Понимаешь, такая работа, как у меня сейчас, у нас ценится дёшево. Но ты не расстраивайся, я заработаю. Если будет надо, стану работать круглыми сутками"
Глаза Ирочки сузились.
"Понятно. Ты полагаешь, я позволю тебе заниматься чем попало, лишь бы пореже бывать дома? Нет, милый, ты будешь заниматься только тем, чем должен, и ещё тем, чего требует твоя душа - я правильно сказала? А всё остальное время отдашь мне. Я многое вынесла, Рома, и вправе требовать ответной жертвы"
Я улыбаюсь ещё виноватей.
"Разумеется, всё будет только так, как ты хочешь. Только боюсь, тогда нам придётся голодать - тебе известно такое слово?"
Она как белка метнулась в комнату, вернулась, тормоша свою сумочку. На кухонный стол посыпались пачки банкнот.
"Здесь пятьдесят тысяч долларов. Для начала должно хватить. Потом сделаем этих фантиков столько, сколько будет надо. Или лучше сделать здешние рубли?"
Я сижу, открыв рот. Она засмеялась.
– Ты думаешь, я соглашусь, чтобы я, и мой муж, и мои дети голодали и жили в курятнике?
В моём мозгу всплывает картина - я, Ирочка и трое детишек сидим нахохлившись на насесте в тёмном сарае, одетые в рваные мешки.
И только тут я замечаю на её пальце перстенёк тонкой работы, с блестящим камушком. Неужели?…
"И я буду продолжать свою работу, Рома. Наши там считают, что я совершила подвиг - внедрилась в самую гущу здешней жизни. Так что я теперь не оперативный сотрудник, а особый агент"
"И чем ты будешь заниматься?"
"Как обычно, Рома. Сеять разумное, доброе и вечное. Как всегда и везде"
Я смотрю в её серые, огромные глаза. Ни следов смеха. Ну конечно, разумное, доброе и вечное. Как же можно иначе?
Она улыбается.
– Давай уже поедим. Я голодная. И спать хочу. Вместе с тобой, на твоём большом мягком диване.
Дыхание у меня перехватывает. Её глаза совсем близко, и я чувствую на затылке крепкие, настойчивые пальцы. В глазах бесится смех.
– Скажи, сегодня я буду наконец истерзана диким зверем?
Вот до чего бесстыдными бывают бывшие ангелочки!
–…Странно всё же. Я всё время чувствую, что у меня есть крылья. Потрогай, это так или нет?
Ирочка расслабленно засыпает на моей груди. На сегодня хватит, дикий зверь выдохся полностью.
Я глажу её по спине. Спина как спина - гладкая, женская. Никаких крыльев.
– Это одеяло…
Она пытается схватить мою ногу пальцами своей.
– И пальцы на ногах - бесполезные култышки какие-то. Зачем такие?
Я ласкаю её. Какая восхитительная, маленькая, упругая грудь…
– И это тоже… Зачем они торчат, если кормить пока некого?
– Это для меня. Чтобы я получал удовольствие. Правда, правда…
Я глажу её везде, ласкаю. Она вдруг тихонько, очень смущённо шепчет:
– А меха между ног у меня нет, и под мышками…
– Я заметил…
– Забыли внести в генокод. А мама говорит - вовсе необязательный рудимент. Ты расстроен?
Я ласкаю её, целую в самое ухо.
– Ужасно…
Она уже заснула, дышит ровно и легко. А я плавлюсь от счастья. На моей груди спит моё любимое существо, единственное во Вселенной.