День ангела

Мама Маша стоит возле крайнего аппарата, колдуя над висящим в воздухе изображением — виртуальный дисплей… Крышка витализатора, дрогнув, медленно всплывает вверх.

Вот странно, досюда я пролетел птичкой, а теперь… Ноги весят минимум тонну каждая. Шаг… Ещё шаг. Ещё.

Она лежит на спине, мокрая, блестящая. Её глаза закрыты, но она дышит, глубоко и ровно. Дышит! Она живая!

Щупальца фиксаторов, удерживающие её, исчезают, извиваясь, как змеи. Ирочка беспокойно завозилась и открыла глаза. Ярко-синие, сияющие.

— Рома…

Она вдруг садится, ошеломлённо озираясь вокруг.

— Мама? Что-то не получилось? Мне приснился удивительный сон… Будто всё получилось, и я уже стала человеком…

Она встречает мой взгляд и осекается. Маленькая моя…

Я тянусь к ней, руками вынимаю из ванны витализатора, и она тянется ко мне, обхватывает меня руками, ногами. Двадцать пальчиков, способных шутя колоть орехи, вцепляются в меня мёртвой хваткой. Громадные мокрые крылья разворачиваются, обхватывают меня, накрывают…

«Я люблю тебя»

Чья это мысль — моя или её? Да какая разница! Это наша мысль.

Всё пространство Вселенной занимают её глаза, и я ощущаю на своих губах вкус крови. Больно? Какие мелочи…

* * *

Белоснежный ковёр искрится мириадами разноцветных огоньков. И потолок, обычно молочно-белый, с лёгкой голубизной, сейчас сверкает всеми цветами радуги — Кио постарался. И в довершение к этому в окна бьёт неистовое летнее солнце.

Мы все стоим, разбившись на две группы. Четверо — Уэф, мама Маша, я и Ирочка. Напротив все остальные.

— Друзья мои! — на сей раз Уэф говорит звенящим, могучим, торжественным голосом, от которого чуть вибрируют сами стены. — Моя дочь вернулась. Вернулась к прежнему облику. Вернулась к жизни. И вернулась она благодаря ему, вот этому человеку.

Они вдруг все разом встают на одно колено. Все, кроме Ирочки, которая цепко держит меня за руку.

— Мы рады видеть вас обоих, живая легенда будущего.

Репетировали они, что ли?

— На этом торжественную часть считаю закрытой.

Словно плотина прорвалась. Хлопают крылья, меня по плечам хлопают руки всех размеров, от детских до могучей лапы Коли-Хруста. Хохочет Геннадий, утратив весь свой дипломатический лоск. Ирочка визжит, повиснув на деде Иваныче, а тот только утробно хрюкает от избытка чувств.

— Обед будет позже, а сейчас — ну что, хоровод?

* * *

Солнце поднялось уже в самый зенит, прокаливая землю неистовым полуденным жаром. Но это не помеха нашему празднику.

Второй раз я вижу их хоровод. Только тогда была ночь, и над головой вместо солнца сияла призрачная иллюминация.

«Дед… Какой же… танец… без крыльев! Я же калека, калека, понимаешь ты или нет!!»

Маленькие цепкие пальчики сильнее сжимают мою ладонь. Я встречаюсь с ней взглядом, тону в неистовом синем сиянии. Опять они синие. Господи, хорошо-то как!

— А серые, значит, всё-таки не нравились? — смеётся Ирочка.

«Ты вернулась. Ты вернулась с того света, откуда никто не возвращался»

«Как же я могла тебя оставить?»

«Мне было плохо без тебя»

«И мне без тебя. Мне было больно, темно и сыро. Хотя я и была без сознания»

Я прижимаю её к себе. Маленькая моя…

«Тебе было больно, потому что пуля попала в голову»

«Не только. Мне было больно, потому что не было тебя»

Она мягко отстраняется.

— Можно, я потанцую? Я так давно не имела крыльев, соскучилась по хороводу.

— Само собой, иди.

— А может, и ты потолкаешься? Пояс при тебе? Будет весело, правда…

Я посылаю ей мыслеобраз — дрессированный медведь неуклюже топчется среди толпы кувыркающихся цирковых акробатов. Ирочка смешливо фыркает.

— Ну уж прямо так…

— Иди, родная. Я подожду, когда у меня будут крылья. Ну какой танец без крыльев?

Она смотрит мягко, нежно. Гладит меня по лицу.

— Ты прав. Когда они у тебя будут…

— Да иди уже, всё пропустишь!

Мы, четверо людей, сидим на лавочке, врытой в землю под деревом. Очень удобно, и солнце не печёт, и обзор неплохой. Видно, как в небе кружатся стремительные радуги, сплетая кольца и восьмёрки. Красиво!

«Ну что ты, разве это хоровод, Рома» — улавливаю я мысль. Вроде, Аина? — «Это так, школьная разминка. И народу мало, и маскирующий купол на семидесяти метрах. Несерьёзно!»

— Ну ладно, Рома, — на мою руку ложится ладонь Геннадия, — Мы с Колей, пожалуй, поедем. Счастливо вам обоим.

— Как? А обед?

— Похаваем в дороге — встревает Коля-Хруст — Слушай, я и не предполагал, что так может быть. Так, как у вас. Посмотришь, и умирать не страшно, правда.

— Тебе и умирать… Тебя из танковой пушки не вдруг завалишь!

Коля довольно хохочет, и Геннадий тоже смеётся, вставая.

— Поехали, Коля. До Москвы путь неблизкий.

— А разве вы не коконом прибыли?

— Не, мы на тачке, — Коля тоже поднялся, — у нас ещё дела, туда-сюда заехать надо. Кокон, Рома, конечно, штука отличная. Но есть один минус — всё время надо лазать на крышу, или искать самые тёмные углы. Внезапное появление из ничего, из летнего марева, посреди улицы может вызвать массу ненужных слухов и кривотолков.

— А поясами почему?.. — я осекаюсь. Опять ляпнул. Проблемы-то те же, вся и разница, что вместо десяти минут уйдёт два часа.

— Вот именно. До свидания! — это Геннадий.