Но я ещё колебаюсь туда-обратно. Как там — гемофилия? Нет, зоофилия…
«Слушай. Программа твоего перевоплощения почти рассчитана, придёт со дня на день. А ты не знал? Так что неизвестно, сколько ещё ночей ты будешь человеком»
«Тебе будет больно»
«Глупости. Больно — это когда рядом нет тебя, долго нет. А это… Короче, я хочу быть истерзана диким зверем. Хватит отлынивать!»
Я вздыхаю.
— Ты сама напросилась. Всё, решение принято. Переворачивайся!
В её глазах мгновенный испуг.
— Н-не… Ты такой огромный… Чур, я сверху!
— Это только усугубит твои мучения, так как тебе придётся всё делать самой. И вообще, здесь решает дикий зверь, а жертва должна быть смирной…
— Поду-умаешь! И совсем не больно, ни капельки. А я-то боялась…
Она по-прежнему лежит на спине, лишь слегка распустив крылья. Я слышу, как у неё бьётся сердце — медленно, размеренно. Совсем не то, что моё.
— Не ври мне. Не надо, я всё вижу. Тебе было неприятно.
Мои слова будто прорвали какую-то плотину. Она рыдает взахлёб, судорожно вцепившись в меня всеми имеющимися пальчиками. Я растерянно и беспорядочно целую её куда попало. Правду сказал, дуболом… Кому нужна такая правда?
— Да, Рома. Иногда правда бывает очень больной. Но у нас солгать практически невозможно. И тем более, нам с тобой.
Она поднимает глаза, в которых стоят слёзы.
— Если бы не эти «зелёные»… Сейчас бы уже тут, — она провела ладонью по животу, — зрел маленький человечек. А спустя несколько лет ты уже катал бы его на спине…
Я судорожно стискиваю её, как удав.
— Мне больно, Рома, я же теперь маленькая, — я поспешно-виновато ослабляю хватку, — И ещё мне больно, что нам так рано приходится уходить из жизни.
Она смотрит в мои глаза в упор.
— Да, да. Мы уходим из этой, человеческой жизни. Мы никогда больше не будем людьми. И вся моя работа насмарку. Я никогда больше не войду в тот класс, и за мной не будут бегать маленькие человечки — «Ирина Ульриховна, Ирина Ульриховна…». А сколько ещё нераскрытых душ!..
Я вижу, каких усилий стоит ей опять не заплакать.
— И этого тела, которое ты так любил, у меня больше никогда не будет. Гладкой спины, и этих титек… Или сисек?
Всё-таки я здорово продвинулся за год в чтении душ. Этот вопрос… Момент донельзя критический. Сейчас вот, немедленно, сию секунду надо что-то сказать. Сказать вслух. Что-то правильное, умное. Ну или хотя бы ляпнуть.
— А может твоя мама сделать так, чтобы у тебя были титьки? И крылья, и титьки — чем плохо? Ты сделаешь вид, что кормящая…
Она ещё ошалело смотрит на меня сквозь слёзы, но её тело уже мелко сотрясает смех. Ещё миг — и мы хохочем, как сумасшедшие…
Солнце уже встало, но стена леса и высокий частокол старого скита скрадывают солнечные лучи, не позволяя им пробиться в цветные стёкла витражей.
Мы завтракаем в молчании. Ранний сегодня завтрак, и плюшки-ватрушки вчерашние. Плюс целая куча фруктов на столе, от апельсинов до свежей земляники. Но мне чего-то не хватает…
«Ясно чего — расчленённых трупов животных. Ты же хищник»
Над высоким стеклянным стаканом с молоком смеющиеся глаза. Моя Ирочка…
Дед Иваныч крякнул, вставая из-за стола. Я смотрю ему вслед — неужели выручит? Золотой дед…
Он возвращается, кладёт передо мной палку копчёной колбасы.
— Всё, чем могу, Рома.
Я смотрю на всех сразу. Решительно пододвигаю колбасу к себе, беру нож…
«Ешь, ешь» — это мама Маша — «Колбаса — пустяк. Вот когда вы, люди, едите кур, зрелище действительно не из приятных»
Я режу колбасу мелкими кружками. Вот интересно, когда я стану ангелом, буду ли так же хотеть колбасы?
Дружный смех. Чего, опять я ляпнул? Да ладно…
«Да, Рома, первое время, скорее всего, ты будешь хотеть мяса. У тебя же сохранится твой мозг, со всеми приобретёнными и унаследованными навыками и инстинктами. Только ты сразу же убедишься, насколько мясо отвратительно на вкус. Так что какое-то время у тебя будут проблемы»
Я вздыхаю. Это ли проблемы…
«Верно, Рома» — глаза мамы Маши чуть прищурены — «у тебя будет масса других, куда более серьёзных проблем, нежели мясо. Но ведь решение принято?»
«Решение принято давно и бесповоротно»
«Так что не бойся ничего. Не бойся своих диких инстинктов, они ничего не смогут тебе сделать, пока ты держишь их под контролем. И если что, ты не один. Иолла будет всегда рядом»
«Это главное»
«Ну и другие тебе всегда помогут, если что. И мы с Уэфом в первую очередь»
В моей голове будто что-то треснуло. Решение, давно выкристаллизовывавшееся во мне, как будто со стуком упало на пол.
«Папа Уэф» — я смотрю на него, — «как думаешь, меня возьмут в службу внешней безопасности?»
Словно тяжёлая капля ртути прокатывается по моим мозгам. Не надо, я не шучу. Тем более не вру.
— Ты серьёзно? Ты хочешь такой работы? — Уэф переходит на звук, и я не сразу соображаю, что он поёт и щебечет. Говорит на своём языке, который я теперь знаю не хуже русского.
«Папа Уэф. Я дикий необразованный абориген. Ну кем я смогу быть у вас, в вашем раю? Специалистом по межзвёздной телепортации? Командиром звездолёта? Конструктором нанороботов? Или и вовсе воспитателем подрастающего поколения?»