День ангела

Уэф морщится так, будто разжевал лимон. Хотя нет, лимоны-то они как раз едят не морщась… Сколько времени потратил на деревенского дурня…

— А ты не жалей времени, папа Уэф. Надо же мне начинать умнеть.

Он заливисто смеётся.

— А ты и так понемногу умнеешь. Общение с Иоллой явно тебе на пользу. Так что лекция на сегодня закончена. До остального дойдёшь сам. Дойдёшь, дойдёшь, я уже разобрался в твоей голове немного.

Вот сейчас он скажет: «Всё у меня»

— Нет, не всё. Ты помнишь вашу древнюю сказку про некую тварь… Да, гидру. У неё вместо одной отрубленной головы вырастали две. Это очень точный образ зла. Так вот, Рома. Бессмысленно рубить гидре головы, бессмысленно пытаться одолеть гидру зла только нахрапом, прямой и грубой силой. Гораздо лучше уморить её голодом, пусть она жрёт сама себя. Надо просто не позволять обрывать цепочки великой цепной реакции добра, и постоянно запускать всё новые и новые. Сеять разумное, доброе и вечное. Вот так вот.

— Что тут происходит? — Ирочка стоит на пороге кухни, глядя на нас. Мы так увлеклись беседой, что я даже не заметил, как она вошла. Даже не почувствовал — во дела!

— Родная, прости, что не встретил, — я чувствую раскаяние, — но тут такая беседа… В общем, твой папа пытался сделать так, чтобы я поумнел. По-моему, у него ни фига не вышло.

Обвальный хохот. Ирочка смеётся взахлёб, аж присела. Уэф заливается серебряным колокольчиком. И мама Маша смеётся своим роскошным контральто, откуда-то сбоку, вне круга изображения — она, похоже, незаметно наблюдала за нашей дискуссией.

— Вот теперь точно — всё у меня! Спокойной ночи!

* * *

В воздухе витают пряные, дурманящие, неповторимые ароматы, против которых бессильны и бензиновая гарь, и тысячи других запахов большого города. Весне надоело ждать, и она наконец перешла к решительным действиям. Враз подёрнулись зелёной дымкой тополя, дружно полезла трава на чахлых замусоренных городских газонах. Здравствуй, май!

Я резво взбегаю на щербатое крыльцо нашей станции «скорой помощи». Сегодня моё дежурство, последнее. Папа Уэф счёл, что я буду полезнее на другом посту.

* * *

«Роман, это Уэф. Здравствуй. Есть разговор. Ты засиделся в шофёрах»

Да, всё как обычно. Папа Уэф сразу берёт быка за рога. Оно и понятно. Когда ему, бедолаге, рассусоливать с каждым исполнителем, при его-то загруженности…

Шелестящий бесплотный смешок.

«Я тронут твоим сочувствием. Слушай дальше. Я видел твои рисунки — нет, прямо скажем, картины. У тебя талант. У меня предложение. Ты будешь работать в художественной школе…»

«Можно вопрос? Это предложение или приказ?»

Лёгкое недоумение.

«Это предложение, разве ты не уловил мою мысль? Ты можешь отказаться, и мы будем искать обходной вариант»

Я в нерешительности. Я никогда даже не представлял себя в роли учителя рисования.

«У меня нет диплома. Меня не возьмут…» — мой ум подсознательно ищет отмазку.

Я чувствую его досаду. И когда я отучусь ляпать, не думая?

«У тебя есть диплом, и тебя возьмут»

В мозгу всплывает картина — безликие белые квадратики не то картона, не то пластика. Ясно. Универсальные документы, гораздо более подлинные, чем настоящие.

«Документы тебе передаст Иолла. Ты согласен работать?»

«Да, я согласен. Хотя и не готов»

Я чувствую его лёгкое замешательство.

«Может, я неправильно… Да нет, всё верно, и ты меня не путай. У меня получается, что ты справишься»

«Я верю тебе, папа Уэф. Раз ты сказал, я справлюсь — так и будет. Когда приступать?»

«Уже с понедельника. И не переживай, что в конце учебного года — так надо. Заявление на увольнение подашь завтра, тебя отпустят без проблем»

«Будет сделано»

Меня колебают самые разнообразные чувства. Учитель рисования, надо же! И если совсем уж честно — жаль эту работу, такую порой выматывающую, жаль расставаться с бригадой, к которой привык. Кто будет спасать и сохранять?..

В моём мозгу всплывает картина — лупоглазый крылатый зверёк таращится на разобранный сложный прибор, детали которого густо разложены на столе. Грубо, очень грубо, папа Уэф. Между прочим, даже моя Ирочка никогда себе такого не позволяла — сравнивать меня с какой-то вашей летающей макакой. Она всегда представляла меня в образе нашего земного кота, древнего и благородного животного.

Я вдруг непроизвольно посылаю Уэфу мыслеобраз — надутый индюк, важно расхаживающий по столу перед включённым компьютерным дисплеем. Хамлю начальству.

В моём мозгу долго не утихает бесплотный, шелестящий смех, и мне кажется, что я даже улавливаю знакомые переливчато-серебряные интонации. Разумеется, это иллюзия.

«Ладно, Рома. Обмен любезностями закончен. Но чтобы тебя не терзали опасения за судьбу оставленного дела, скажу — мы передаём эту точку другим. Другой команде. Ещё вопросы?»

«Нет вопросов, папа Уэф» — я немного смущён своей выходкой. Так вообще-то нельзя… Вот сейчас он скажет — всё у меня…