Она отвернулась к окну и заплакала. Он подумал: она так боится потерять его, что уже не может скрывать своих чувств. Она привязывалась к нему все больше и больше, и что будет с ней, когда все будет кончено и ему придется оставить ее, быть может, навсегда? И не потому, что он не любит ее и не хочет с ней жить, а потому, что рано или поздно его вычислят, найдут и будут судить. А потом – тюрьма, беспросветный ад! Ему вдруг захотелось рассказать ей всю правду, признаться во всем, что он натворил и что хотел забыть, но, сказав одно, придется рассказывать и о другом. И что будет потом? Она спрячет его в подвале и будет сторожить, как верный, преданный пес? Да разве же это жизнь?
Он бы мог рассказать ей о Стефане. О том, что произошло той ночью, когда его не стало. Ирина не поверила ему, не поверила, что ножом орудовал не он, а какой-то неизвестный убийца, а вот Соланж ему поверит. Она поверит в его невиновность даже в том случае, если своими глазами увидит, как он всаживает нож в горло брата. Она любит его. И сама себе внушит мысль, что он сделал это случайно. Да, он мог бы рассказать, как кровь его закипела в жилах, когда он услышал о том, что именно ему, Стефану, дед Райко рассказал о кладе. И как она могла не закипеть, когда его как бы обошли стороной и дед, находясь в прозрачно-просветленном предсмертном состоянии, вспомнил о своем любимом внуке Стефане, а не о Николае? Да тут еще и эта история со Стефкой, с какими-то надуманными проблемами, которые якобы навалились на них со Стефаном – жить им, видите ли, негде, подавай им комнату в дедовском доме! Но как можно двум парам жить в маленьком старом доме, как сидеть за одним столом, спать в соседних комнатах, прислушиваясь к тому, что делается за стеной? Им с Ириной и так было трудно, они жили бедно, да и отношения разваливались, он это чувствовал, а если бы туда переехал еще и Стефан со своей танцовщицей, Ирина бы точно ушла – хлопнула бы дверью так, что половина дома рухнула бы. И не потому, что она, Ирина, такая сильная, а потому, что дом – не дом, а так, старая развалина.
Но разве можно рассказать Соланж о том, как он, сгорая от ревности и зная, что его бывшая жена принимает у себя в квартире молодого любовника, турка Биртана, однажды в дождливый день нагрянул туда! Выследил – Ирина вышла в магазин, Биртан остался дома один. Он нагрянул, изрядно приняв на грудь ракии, и сказал ему, что ничего-то он, турок, не понимает в женщинах. Что Ирина не любит его и никогда не любила: она появилась в их с Джаидом доме в далеком Стамбуле не случайно, у них был план. Он говорил с жаром, с чувством, которое переполняло его, и слова, кажется, вылетали уже сами собой, словно они были приготовлены заранее, выстраданы и подобраны таким образом, чтобы донести до ушей и мозгов молодого любовника жены всю правду о лжи и предательстве – о чувствах, на которых, по словам Николая, и строились их отношения.
– Ты пойми, – орал он, сотрясая воздух своими кулачищами и брызгая слюной, – что она встречается с тобой до тех пор, пока не окажется там, в вашем доме, пока у нее не появится возможность перекопать все ваши подвалы и простучать ваши стены!
Он был так яростно настроен против Ирины и ее любовника, что, выдавая все это, даже не подумал о том, что этим признанием он сам себе как бы отрезает путь к кладу. Ведь теперь, если Биртан ничего не знал о хранившемся в их доме золоте, он сам воспользуется им. И не факт, что он сделает это в присутствии Ирины.
Биртан слушал его молча, и это его молчание распаляло и без того находившегося в критическом состоянии Николая, придавало ему силы и дальше продолжать этот унизительный для него разговор, эту обвинительную и предательскую речь. Он пришел в себя, когда понял, что их в комнате уже не двое, а трое – Ирина, прислонившись к стене, стояла и, как и Биртан, молча слушала его полную горечи и боли речь.
– Все? Ты все сказал? – наконец подала она голос, даже не посмотрев в его сторону.
– Я все это знал, – вдруг произнес Биртан и усмехнулся. – Знал с самого начала. Про золото. Больше того: мы сделаем все возможное, чтобы его найти!
– Ты лжешь! Ты ничего не знал! Этого не может быть. Она не могла рассказать тебе этого! Она же не сумасшедшая!
– Коля, тебе лучше уйти, – твердым голосом сказала Ирина и взглядом указала ему на дверь. – Ты все равно ничего не добьешься. Тем более что ты мне обещал.