День без Смерти (сборник)

Ситуацию рассказа “Табу” невольно проецируешь и на нынешние дни. Вспоминаешь, к примеру, о грозящих экологической катастрофой, гигантских природопреобразовательных проектах. Или о судьбе малых народностей Сибири, Севера, Дальнего Востока, лишенных под жесточайшим давлением технического прогресса своей изначальной природной сути, самобытного этнического лица и национальных черт в образе жизни и культуре. Вспоминаешь — ив отсвете фантастической притчи В.Королюка еще отчетливее осознаешь, насколько серьезны и многообразны, несколько взаимосвязи, и взаимопересекаемы проблемы экологии.

Как и полагается притче, рассказ “Табу” заканчивается философски-назидательным выводом. Спустя многие-многие годы старик-абориген, рассказывая внуку историю о ленивых жителях Селения и богах-космонавтах, подводит следующий итог:

“Только на свой род надежда у человека, только Земля добра к нему. Лишь то, что дарит ока, — на пользу людям… Навек запомни, внук, и детям своим передай: никогда ничего не бери у Богов. Это — табу…”

Призыв, по-моему, вполне отвечающий нашей реальной действительности, ибо то и дело уповаем мы то на богов-администраторов и отцов-командиров различных инстанций, то на научно-техническое божество…

Одной из самых популярных тем космической фантастики давно стала тема Контакта, встреча братьев по разуму. Вариантов такого Контакта в научно-фантастической литературе существует настолько много, что найти нечто действительно оригинальное, как в смысле самой ситуации, так и возникающих при этом проблем, становится с каждым разом, с каждой новой попыткой все труднее, в чем липший раз убеждаешься, прочитав рассказ Михаила Татьянина “Он улетел” (1987, № 8).

Уединенно влюбленных молодых людей — ученого Алеши и его невесты, от лица которой ведется рассказ, — нарушает появление инопланетянина, который предстает в образе призрачно-ирреального свечения. Он рассказывает землянам о своей трагедии: звездолет с его товарищами погиб, попав в зону образования “черной дыры”. Ему удалось спастись, и он добирается на аварийной шлюпке до своей планеты. Дни его сочтены, он понимает, что не долетит, однако ему необходимо довести до ничего не подозревающих жителей своей планеты, которых в скором будущем ждет та же трагедия, разгадку возникновения “черных дыр”. Встретив на пути планету с разумной жизнью, пришелец решается просить здесь о помощи. Алеша без колебаний соглашается лететь вместо инопланетянина во имя спасения его соотечественников.

Готова отправиться в рискованное путешествие, из которого практически нет возврата, и его невеста. Но в ней зреет продолжение их с любимым жизней — ребенок…

Если отвлечься от космическо-фантастического фона, то перед нами старая, как мир, история, где, с одной стороны, мужчина идет на самопожертвование во имя высшей гуманистической цели (в данном случае — спасение далекой планеты от космического катаклизма), а с другой — любящая женщина провожает на подвиг любимого мужчину. И в этой очень традиционной и совершенно реалистической коллизии фантастический антураж кажется весьма искусственным, призванным оживить давно знакомую схему.

Дело, однако, и не в схеме как таковой. Дело в художественной плоти, которой ока обрастает. И вот с этой-то точки зрения особенно заметны и банальность, и надуманность, и ложная многозначительность рассказа “Он улетел”. Я уж на говорю о бесплотном, безликом и эфемерном инопланетянине — тут остается только положиться на авторскую фантазию (хотя лично мне гораздо ближе позиция И.Ефремова, убежденного сторонника фантастики научной, реалистической, который доказывал на основе материалистической идеи о единстве процесса эволюции в различных уголках мирового пространства, что братья по разуму других миров обязательно должны быть человекоподобными). Расплывчаты, художественно не прописаны, невнятны и персонажи-земляне. Скорее они являют собой модели с определенным набором соответствующих качеств, запрограммированных в соответствии с замыслом рассказа поступков и рассуждений, но не живые, зримые фигуры, полнокровные образы.

Справедливости ради замечу, что автор как-то пытается передать состояние своих героев., но выливаются эти попытки чаще всего в скучные наукообразные философствования, избитые сентенции, которые превращают произведение в занудный диспут о судьбе цивилизаций. Чтобы не показаться голословным, а еще больше потому, что приводимые ниже примеры достаточно типичны не для одного этого автора, приведу несколько образчиков языковой фактуры рассказа М.Татьянина: