День Безумия (СИ)

Он столкнулся лицом к лицу с обалдевшей от неожиданности пешкой и с такой силой ударил мечом, что лезвие, проколов каменную грудь, вышло из спины пехотинца. Вторая пешка поспешила на помощь первой и лишилась головы. Нелепо размахивая руками, безголовое тело заметалось и сбило с ног спешивших на подмогу остальных арбалетчиков. Икабод скрестил клинок с огромным пехотинцем, куда более сильным, чем он сам. Но уроки Стейна не прошли даром. Извиваясь, вертясь, протыкая и разрубая, он метался между неповоротливыми врагами. Боль прошила левую руку и ребра почти одновременно, и, упав на колено, он ткнул наугад вбок и вверх. Почти сразу онемела правая рука, а потом вдруг холод проник в грудь. Выпустив меч, Икабод попятился. Острие сабли выскользнуло из его груди, оставшись в руках умирающей у его ног пешки. Последний оставшийся пехотинец поднял арбалет, на его бесстрастном каменном лице не было никаких чувств и эмоций. Арбалетный болт ударил… мимо, в камень у головы, расколов его. Икабод, не веря своим глазам, смотрел на сверкающее, стальное острие, вышедшее из пешкиной груди.

– Ты ранен? – Ирацибета обошла пехотинца, дергающегося в предсмертных конвульсиях, и опустилась на колено рядом с Икабодом. Крейн с трудом улыбнулся.

– Сколько… пешек?

– Что? – переспросила женщина, нахмурившись.

– Шесть, – сказал Чешир, появляясь из пустоты. – И это была лучшая битва, какую я видел за свою жизнь, а она, поверь, была весьма долгой.

Икабод вздохнул и попытался сесть. Страшная слабость овладела им. Правая рука не слушалась, очевидно, удар меча перерезал сухожилие. Левая рука слушалась плохо, а одежда на боку слиплась от крови.

– Слышишь звуки схватки? – тихо спросил Чешир. – Это Стейн сражается. И сражается он не за Андерленд, а за тебя, вьюноша.

Икабод слабо улыбнулся.

– Боюсь, мне уже не дождаться его. Миледи, прошу…

Ирацибета сжала его окровавленную руку, глаза её были полны слез.

– Прости, я спешила как могла. Не надо мне было оставлять вас.

– Ничего… – Икабод снова улыбнулся немеющими губами. – Просто скажите ему… это так… нелогично… так странно…

– Что? – слезы Ирацибеты капали ему на лицо, но он уже не ощущал ничего кроме усталости, ледяного холода и…

– …ЛЮБЛЮ…

********************

Холодный ветер ударил в лицо. Икабод покачнулся, и Катрина шагнула вперед, поддержав его.

– Что с тобой? Тебе плохо? – с беспокойством спросила она.

Констебль Крейн помотал головой, пытаясь осознать произошедшее.

– Долго я… отсутствовал?

– О чем ты? – девушка испуганно погладила его по щеке.

Икабод с тихим стоном сполз на холодную землю, вцепившись руками в волосы. Больше всего на свете ему хотелось метаться, кричать, устроить истерику. Но он лишь заставил себя подняться.

– Пойдем. Тут, и правда, холодно, – как можно спокойнее произнёс он…

…Разумеется, они уехали в Нью-Йорк. Там они встретили новый год и новый век. Катрина была поражена, очарована красотой и блеском Света. Будучи принадлежащей к знатному семейству, обладательницей немалого состояния, и к тому же красавицей, она почти сразу стала одной из самых завидных невест. И потому Икабод нимало не удивился, когда Майлз, его старый друг, младший сын покойного лорда Дэвенпорта сделал ей предложение. Катрина сообщила об этом Икабоду, всматриваясь в его лицо в надежде увидеть там хоть что-то кроме холода и безразличия. Он с улыбкой поздравил её с успешной партией.

– Майлз – один из лучших людей которых я знаю, – сказал он, глядя в окно, за которым висела промозглая серая морось. – Ты будешь счастлива с ним.

Катрина грустно посмотрела на него своими нежными детскими глазами.

– А ты? Как же ты?

– Меня больше нет, – тихо произнес он.

Свадьба была великолепна. Ослепительно красивая Катрина с белоснежном подвенечном платье, не менее красивый Майлз, счастливыми глазами пожиравший невесту. Богатый прием в честь молодых, устроенный лордом Эбботом – всё это прошло мимо Икабода каким-то безумным карнавалом лиц, дней. Он не запомнил почти ничего.

В конце февраля он покинул шумный, бурлящий жизнью Лондон, никого не предупредив, взяв с собой лишь маленький саквояж с наспех сделанными бутербродами. В тряской карете, кутаясь в тощенькое пальто, Икабод возвращался в Сонную Лощину, движимый странным, сумасшедшим порывом. Уже которую ночь ему снилась улыбка без кота и странные, знакомые и незнакомые слова:

«И помни, прошу тебя, Икабод Крейн, где бы ты ни оказался, я могу исполнить лишь одно твое желание. Всего одно… Всего одно ТВОЁ желание, вьюноша! Но оно должно касаться только тебя самого!»

Он ехал в Сонную Лощину, чтобы… чтобы что? Жить? Умереть? Чего он желал на самом деле? В памяти возвращалась темная пещера, влажный горький чужой рот, гибкое тело, прижатое к его телу. Было ли это безумным сном? Или было правдой? В любом случае, как бы ни нелогично это не было, он должен был попробовать!