День Благодарения

– Конечно, из холодильника… Я против заморозки мяса, только охлаждение, ты знаешь. Мясо должно быть свежим, парным, вот тогда это настоящее годное мясо. Но теперь не до жиру, приходится замораживать, – Бёрнс прищёлкнул языком, – да по нынешним временам и это роскошь, верно я говорю? Смотри, будь аккуратнее там, в городе… Не попадись Этим… Ну ты меня понял, да? – Он выразительно кивнул, подкрепляя жестом сказанное.

– Я всегда осторожен, мистер Бёрнс, – успокоил его Клод, уверенными движениями упаковывая свёртки в пищевую плёнку и складывая в специально пошитый рюкзак с двойными стенками. – Новых клиентов не беру, обслуживаю только несколько ирландских семей, живущих в пригороде, из тех, что ещё ходят к мессе.

Фермер поднял взгляд. Глаза не произвольно расширились:

– Вот так прямо открыто и ходят? – в голосе сквозило неподдельное удивление, – это может быть даже опаснее, ведь они явно на карандаше у Этих, – он неопределённо мотнул головой куда-то в сторону.

– Всё будет в порядке, мистер Бёрнс, я работаю только с проверенными людьми.

Тот кивнул в ответ и извлёк откуда-то из недр потёртого стенного шкафа пыльную бутылку из толстого зелёного стекла. Слегка обмахнув пыль кряжистыми ладонями, он сказал:

– Тогда давай пропустим на дорожку, – и, не дожидаясь подтверждения, принялся цедить по стаканам янтарный напиток, – домашнее, односолодовое уж очень удалось у меня в этом году, все соседи нахваливают, – приговаривал Джонатан Бёрнс, разливая виски. Этот ритуал повторялся каждый раз, и Клод заранее знал, что на обратном пути придётся прилагать усилия, чтобы сохранять равновесие на дороге.

Устроились в креслах, чья потёртая бархатная обивка помнила, казалось, ещё Великую депрессию и оборотистых, ушлых бутлегеров в клетчатых кепках.

– Старый семейный рецепт? – Клод щёлкнул пальцем по стенке стакана.

– Ага, вычитал в Альманахе, – Бёрнс от души рассмеялся, – думаешь, я, что, потомственный деревенщина? Нет, сынок. Я родился в городе, и все мои предки, которых я знаю весьма немало, тоже жили в самом, что ни на есть Бостоне. Но когда мне стукнуло шесть, пришло время выбирать для меня школу. Тут всё и завертелось. На частную в семье денег не было, а ту городскую, что посещал когда-то отец, переименовали из Томаса Джефферсона в Секвойю, ну и состав учеников там был соответствующий – цветные банды и горстка белых неудачников, которых те третировали, если не сказать похлеще. А ведь на дворе были всего лишь восьмидесятые! Во всех окрестных государственных школах была такая же ситуация… Тогда мы перебрались сюда, в сельскую местность. Этот дом практически ничего не стоил, даже мой вдрызг прогоревший на бирже отец смог его себе позволить, не залезая в долги. Сперва не могли привыкнуть, но после первого школьного дня отец сказал за ужином: «Я посмотрел на класс моего сына и понял, что теперь мы, наконец, дома!» Там не было ни одного цветного. Вот так я оказался в этих краях и избежал необходимости кривляться в городской школе, двенадцать лет изображая из себя ниггера или латиноса. – Он допил виски и поставил стакан на столик.

– Мистер Бёрнс, – Клод отвёл глаза и примостил свой недопитый стакан рядом, – я знаю, о чём вы говорите, я ходил как раз в Государственную школу, – фермер смутился и залился краской до кончиков ушей, – я, пожалуй, поеду, дорога неблизкая.

Глава 4 Народ против Джонатана Бёрнса

Джонатан Бёрнс раскраснелся. Он допивал уже третью пинту доброго домашнего портера, который варили в баре «Трилистник» по старому рецепту. Бухнув пустую кружку об стойку, он обтёр губы от пены, повернулся к своему молодому соседу Эрлу Флёркину и продолжил:

– Я помню, как много лет назад, ты тогда даже ещё не родился, эти настырно мусолили в газетах отмену второй поправки. Слышал про неё вообще, а, парень? – изрядно набравшийся Эрл медленно кивнул, не отрывая взгляда от стакана с плескавшимся на дне дрянным виски, – ох и хорохорились наши, – продолжил фермер, – особенно самые красношеие – «им не забрать моё оружие!» Но в итоге спустя десять лет в окрестностях не осталось ни одной даже самой захудалой винтовки… Да что уж там, и револьвера-то поди не сыскать!

Рядом кто-то кашлянул. Мистер Бёрнс обернулся, за его плечом стоял Уильям Костиган, чья ферма была милях в десяти на восток, если ехать напрямик по старой просёлочной дороге. Лет тридцать назад он даже один срок был шерифом округа, но потом отказался вновь баллотироваться, сказав, что слишком уж много ответственности и нервотрёпки, потому супруга упросила его передать значок самому толковому из помощников. Он редко появлялся в баре, но сегодня стоял перед Джонатаном Бёрнсом собственной персоной со стаканом местного молодого вина в руке.

– Что, Костиган, пьешь кровь мёртвого винограда?

Тот слабо улыбнулся и тихо ответил: