День ботаника

Физиономия ветерана от стыда пошла багровыми пятнами. Он опустил голову и злобно покосился на проштрафившегося парня.

«…вот теперь – сгноит, к бабке не ходи. Ну, извиняй, парень, сам дурак…»

V

– Проводник будет ждать возле Восточного фонтана. – Яков Израилевич Шапиро ткнул карандашом в висящую на стене схему. – Он и проводит вас до места. Задание несложное: обыскать квартиру, забрать документы. Они в кабинете, в письменном столе, скорее всего – в левом верхнем ящике. Или, может быть, в кейсе. Квартира принадлежала учёному, работавшему в ядерном исследовательском центре. – В «Курчатнике»?

– Именно. За день до Зелёного Прилива он унёс домой с работы лабораторный журнал и тетрадь с рабочими заметками. – Разве это не запрещено?

Вопрос был заведомо бессмысленным. Членкору РАН, ведущему физику страны подобные запреты не писаны.

– Разумеется, запрещено. Но Виктор Павлович часто работал дома. Говорил: ночью лучше всего думается. – Он сам рассказал о бумагах?

– Увы, профессор Новогородцев погиб, пытаясь выбраться из города. Тело не нашли. Егор озадаченно нахмурился. – Но тогда, каким образом…

– Один из сотрудников видел, как он собирался домой и клал лабораторный журнал в портфель.

– А другие подробности – кабинет, ящик стола? Сотрудник этого знать не мог. Во взгляде завлаба мелькнуло раздражение.

– А вы дотошны, юноша. Полезное качество для исследователя. Честно говоря, я не в курсе. Быть может, рассказал кто-нибудь из близких? Вроде, у Новогородцева была дочь… – Тогда конечно. Позвольте ещё вопрос?

Завлаб кивнул.

– Какое отношение это имеет к микологии?

Раздражение в глазах Якова Израилевича сменилось недоумением, потом досадой.

– Э-э-э… видите ли… собственно, никакого. Нас попросили отыскать эти бумаги, поскольку мы много работаем в поле и обладаем соответствующим опытом.

«…попросили нас? Ох, темните вы, Яков Израилевич! Помнится, Лина давеча говорила, что задания учёных обычно выполняют золотолесцы. А ещё – что завлаб экспериментальной микологии, кандидат наук Шапиро избегает к ним обращаться…»

– Но у меня-то, откуда опыт? Один только раз был за пределами ГЗ, всего на пару сотен метров отошёл…

– Так ведь я вас не одного посылаю! – завлаб явно обрадовался смене темы. – Гоша отведёт куда надо, и поможет, если что. Вам надо только опознать нужные бумаги. Вы ведь физик по специальности?

– Да, физика элементарных частиц.

– Тогда вам и карты в руки! Заодно и опыта наберётесь. Не дальний свет, конечно, но пошагать придётся изрядно. Давайте я вам на схеме покажу…

– Яков Израилевич, можно?

В дверях стоял студент – среднего роста, в джинсах, клетчатой рубашке. Бросалась в глаза круглая, веснушчатая физиономия и уши, оттопыренные, словно лопухи. На ушах висели дужки очков в тонкой прямоугольной оправе.

– Что вам… простите, не припомню?

– Лёша… Алексей Конкин, сто третья группа. Михаил Игнатьевич велел зайти насчёт завтрашней лабораторки.

– Да, конечно. Подождите, я скоро освобожусь. Вон стул, присядьте.

Студент кивнул и пристроился возле шкафа с лабораторной посудой. При этом он косился на Егора – то ли с любопытством, то ли с опаской.

«…почему бы и нет? Если верить Лине, я теперь знаменитость…»

– Да, так о чём я, Жалнин? Ах, да, карта… смотрите – вам вот сюда. Дома частично разрушены, но хоть какие-то ориентиры.

Карандаш в руках завлаба упёрся в красную отметку.

– Строителей шесть, корпус два… а дом цел?

– Вот вы и выясните. Да, и ракетницу возьмите, мало ли что?

– С вашего позволения, я бы лучше карабин.

– Незачем. Пропуск я приготовил – чтобы не позже, чем через час были снаружи! Гоша ждать не будет.

– Гоша? Это кто? Фомич… простите, Фёдор Матвеевич о нём упоминал, но без подробностей.

Завлаб усмехнулся.

– Гоша – лешак. Своеобразный тип, увидите. И зайдите на склад, подберите инструменты – топор там, монтировку, кувалду…

– Это ещё зачем?

– А как вы собираетесь проникнуть в квартиру?

Волны Зелёного Прилива совсем немного не докатились до монументального, украшенного колоннадой и статуями, парадного входа. Асфальт перед ступенями кое-где взломали тощие деревца, и даже восьмигранные бетонные вазоны для цветов стояли на своих местах, по периметру площадки. Сквер вокруг памятника Ломоносову сохранил почти первозданный вид – разве что, поднялись ещё выше голубые ели, буйно разрослись кусты сирени, да трава на газонах вымахала в человеческий рост. Дорожки, выложенные брусчаткой, остались нетронутыми, будто и на них распространялся странный запрет, хранивший иные участки Леса, освоенные его двуногими обитателями. Многочисленные скамейки заброшены, краска облупилась – студенты давно уже не устраиваются в сквере в перерывах между парами.