День бумеранга

Проповедническая деятельность Гидеона расширялась вместе с его бизнесом. Он стал агитатором за жизнь не только для престарелых, но и для нерожденных. Приглашенный выступить на митинге против абортов в центре Вашингтона, он, стуча кулаком по кафедре, произнес впечатляющую речь, напомнив многим молодого Билли Грэма. Одна газета назвала его «белым Элом Шарптоном».[56] Последовали новые приглашения, и очень скоро он стал лидером всех протестантов, ратующих за запрещение абортов. Он основал Общество защиты всех рибонуклеиновых молекул (Society for the Protection of Every Ribonucleic Molecule, сокращенно – SPERM). Вскоре Общество превратилось в признанный авангард «защитников жизни». Открылась где-нибудь клиника абортов – SPERM тут как тут с протестами. Гидеон выступал и против исследований стволовых клеток. Если родственники какого-нибудь коматозного «овоща», перенесшего смерть мозга, выражали желание отключить аппаратуру – SPERM опять-таки был тут как тут с судебным предписанием ничего не отключать и толпой завывающих, настырных конгрессменов. Если конгресс какого-нибудь штата принимал к рассмотрению законопроект о возможности самоубийства с помощью врачей, Гидеон приезжал лично, чтобы осудить инициативу со ступеней законодательного собрания. Вскоре Гидеона прозвали «мистером Жизнь».

Из-за этого, как и из-за «Тихой гавани», он вдобавок стал «мистером Бобло». Он был одной из важных персон национального капитала, человеком, с которым заигрывали президенты и потенциальные президенты. Время от времени какой-нибудь неосторожный всезнайка-журналист позволял себе намекнуть на «инцидент», но хуже от этого становилось только самому всезнайке. Расплата была верной и быстрой. Всезнайку громили в пух и прах с кафедр по всей стране. Но чувствительней всего было то, что обнаглевшую газету, радиостанцию или веб-сайт начинали обходить стороной рекламодатели. Из-за всего этого высказывание Касс во «Встрече с прессой» следовало считать не просто колкостью, но официальным объявлением войны.

– Ты бы еще нож вытащила да по горлу ему чикнула, – качал головой Терри. – Где, интересно, ты научилась этому стилю полемики? Из телеуроков припечатывания к ковру под эгидой Всемирной борцовской федерации?

– На чьей, собственно, ты стороне? – спросила Касс. – Он обвинил меня в демонизме.

– Он всех в этом обвиняет.

– Кто как, а я не намерена ничего такого терпеть со стороны этого зажаренного по южному рецепту денежного мешка, который грохнул с обрыва собственную мать. Чего ради я буду тушеваться перед этим дерьмом?

– Касс, Касс… Перед «этим дерьмом» тушуются кандидаты в члены Верховного суда. Перед ним тушуются мощные корпорации. Такие, между прочим, с которыми наше агентство очень не прочь было бы работать. Перед «этим дерьмом» тушуются президенты…

– Я не собираюсь идти в президенты. В Верховный суд тоже. В общем, мне по барабану. Главное – мы обратили на себя его внимание.

– Ну, в этом, – фыркнул Терри, – ты права. Его внимание мы точно на себя обратили. Ты теперь, наверно, номер первый в черном списке Гидеона Пейна.

– Вот и замечательно.

– Пожалуйста, не говори так. Это очень плохая карма. Бог может услышать.

– Если Гидеон Пейн – орудие Бога на нашей планете, я лечу на Марс.

Зазвонил телефон. Это был младший сенатор от славного штата Массачусетс Рандольф К. Джепперсон.

– Звоню, чтобы поблагодарить вас.

– За что?

– Я просил вас дать хорошенько этому надутому гелием ханже по яйцам. А вы совсем их оттяпали. Браво!

– Я не для вас это сделала, – сказала Касс несколько запальчиво. – Он обвинил меня в демонизме.

– О, господи, да кого он в этом не обвиняет. Так или иначе, с вашей стороны это был блеск. Блеск. Люблю вас. Идите за меня замуж. Между прочим, у меня для вас тоже есть новость. Пока вы отвешивали оплеухи его преподобию Пейну, я работал в поте лица, чтобы превратить наше «скромное предложение» в закон. Я подал идею совместно выдвинуть законопроект о добровольном восхождении достославному младшему сенатору от Орегона Рону Фандерманку. В первый момент он сделался бледный как мел. Я испугался было, что он лишится чувств. Но я ему растолковал, что это метаполитический прием. Затравка, так сказать. Философский способ дать начало горячим дискуссиям на эту тему, которые со временем непременно приведут к реформе не столь, скажем так, драконовского типа. После чего его лицо опять зарумянилось. Он просек! Люблю орегонцев, честно вам скажу. Передовые ребята! Он парень образованный, изучал в колледже философию. Его избиратели поймут все правильно. Он ведь представляет штат, который смерть как хочет совершить самоубийство. Он сразу соображает, что к чему, когда видит перед собой дивный новый мир. Итак, Маленькая мисс Счастье,[57] сообщаю вам, что он обещал поддержать меня при выдвижении нашего законопроекта.

При слове «нашего» Касс на секунду призадумалась, но в целом должна была признать, что новость внушает оптимизм.

Глава 15