День бумеранга

Монсеньор положил трубку. Секунду спустя – новый звонок. Он рявкнул в трубку:

– Да, русская сводня! Будут вам деньги!

В ответ – молчание, слабый шорох помех на международной линии и наконец неуверенный женский голос, спрашивающий по-итальянски:

– Говорит оператор Ватикана. Это дом монсеньора Массимо Монтефельтро?

Jesu Christo.

– Да, да, – ответил монсеньор по-итальянски несколько иным тоном. – Тут вклинился другой звонок, ошиблись номером. Простите. – Он постарался преисполниться достоинства. – Это сам монсеньор Монтефельтро. Кто его спрашивает?

– Кардинал Рестемпопо-Бандолини. Одну секунду, я вас соединю.

Будь это обычный вторник, Монтефельтро был бы рад и даже польщен: звонит не кто-нибудь, а главный советник Римского Папы и глава Конгрегации по распространению и защите веры. Обе должности были очень высокими, а вместе они делали его вторым человеком Ватикана и, следовательно, всего католического мира. Даже кардиналы иной раз трепетали, слыша приближающиеся по мраморному полу шаги обутых в алое ног кардинала Бонифаччо Рестемпопо-Бандолини.

Можно понять, что у монсеньора Монтефельтро этот звонок в такой момент вызвал не прилив гордости, а панику. Под аккомпанемент звонков в дверь, подкрепляемых стуком тяжелого славянского кулака, он глядел в адскую бездну.

– Массимо, – прозвучал в трубке высокий голос.

– Ваше высокопреосвященство.

Бум-бум-бум. Дин-дон. Бум-БУМ-БУМ.

– По-братски приветствую вас.

Бум-бум-бум…

– И я вас, ваше высокопреосвященство.

– Я звоню вам по очень важному делу.

БУМ-БУМ-БУМ.

– Массимо, там у вас какой-то шум.

– Прошу прощения, ваше высокопреосвященство. Тут у нас… строительные работы, возводится… часовня. Может быть, я перезвоню вашему высокопреосвященству из более спокойного места?

– Нет, нет, мне сейчас надо будет сопровождать его святейшество на важную встречу. Конкретные указания я пришлю вам в письменном виде с курьером. Но я хотел лично сказать вам, что Ватикан испытывает глубокое беспокойство из-за вашингтонского законопроекта о «восхождении».

– Понимаю, ваше высокопреосвященство. Я слежу за событиями самым пристальным образом.

БУМ-БУМ-БУМ.

– Вам поручается публично осудить этот законопроект в самых решительных выражениях.

– В каком смысле «публично», ваше высокопреосвященство?

– Со всех кафедр. В особенности по телевидению. Вы очень хороши по телевидению. Вы будете нашим лидером в Америке по этому вопросу.

Во рту у Монтефельтро стало сухо-сухо, как в пустой чаше для святой воды.

– Но, ваше преосвященство, – прохрипел он, – американские кардиналы и папский нунций гораздо лучше подходят для…

– Массимо. Послушайте меня. Я передаю вам волю его святейшества. Это величайшая честь. Он доволен вами. Он оказывает вам огромное доверие.

– Его святейшество слишком великодушен. Я…

– Теперь я хочу открыть вам очень большой секрет, которого не должен знать больше никто. В новом году вас повысят до кардинала-архиепископа. Вы станете следующим папским нунцием в Соединенных Штатах. Но его святейшество ни в коем случае не должен знать, что вам это известно. Он хочет сообщить новость сам. Сделать вам сюрприз. Вы довольны, Массимо?

БУМБУМБУМ.

– Да, ваше высокопреосвященство.

– Что-то у вас не очень довольный голос.

– Я ошеломлен.

– Ну ладно. Теперь слушайте меня внимательно. Вам поручается заявить от имени священного престола, что если этот жуткий законопроект будет принят, его святейшество издаст буллу об отлучении всякого американского католика, который его поддержит. Вы поняли?

БУМ-БУМ-БУМ. ДИН-ДОНДИН-ДОНДИН-ДОНБУМБУМБУМ.

– Кажется, они уже вешают колокол в вашей новой часовне. Я должен идти. До свидания, Массимо, Господь с вами.

– До свидания, ваше высокопреосвященство.

Монсеньор Массимо Монтефельтро медленно положил трубку – ту самую, с помощью которой лидер американских защитников жизни вызвал эскорт-сервис, из-за чего в эту минуту в доме пытались высадить дверь. Согласно указанию самого Римского Папы, монсеньор, чей телефонный номер и – мало того – лицо были известны нескольким сотрудникам эскорт-сервиса, должен был появиться на всех телеэкранах страны, с тем чтобы… выразить моральное негодование.

БУМ-БУМ-БУМ.

А в это самое время совсем недалеко – на Пенсильвания-авеню – звонил другой телефон.

Бакки Трамбл потерянно сидел за своим письменным столом, созерцая розовую бутылочку пепто-бисмола.[92] Его желудок казался ему Везувием кипящих соков. Он был уверен, что образуются язвы.

– Мистер Трамбл, – сказала секретарша. – Звонит мистер Коуэн.

Бакки еще раз глотнул розовую жидкость и взял трубку.

– Что вы хотите?

– Кажется, вы не очень-то рады моему звонку.

– Вы уже отрегулировали на магнитофоне уровень громкости? Может быть, мне сосчитать до десяти? Раз, два, три…

– Да ладно вам, Бакки, дружище! Не разыгрывайте дурачка. Можно подумать, это не вы в Белом доме придумали записывать разговоры.

– Ближе к делу.