День чёрной собаки

– Уйди, – через силу попросила Криденс, чувствуя, что вот-вот разрыдается. – Пожалуйста, уйди.

Собака сделала ещё один шаг.

У Криденс зашевелились волосы.

Маленький шаг.

И Кри не выдержала – развернулась и бросилась прочь.

Выбивая каблуками лихорадочную дробь панической атаки.

Пытаясь кричать о помощи, но задыхаясь.

Кри знала, что бежать нельзя ни в коем случае – это признание поражения и путь к гибели. Знала. Но не могла оставаться на месте, под тяжеленным взглядом чёрных глаз чёрной собаки. Бросилась прочь, зная, что маленькие шаги закончились и сейчас ужасная собака молча мчится следом. А когда собака молчит, она точно знает, что будет делать.

И вот тогда Криденс закричала. Закричала громко. Отчаянно громко, стараясь привлечь внимание всех, кого не было на улице. Закричала так…

Что проснулась.

И долго лежала на спине, невидяще глядя в тёмный потолок и не желая признаваться себе в том, что этот сон не случайно приснился ей именно сейчас.

двадцать лет назад

В тот год им исполнилось по шестнадцать.

И чем старше они становились, тем реже вспоминали детские страхи. Подступающий к забору ельник – мрачный, тёмный – теперь казался досконально знакомым, ведь уже с двенадцати лет они стали ходить в него за грибами и просто гулять. Сначала – рядом с калиткой, вдоль ограды посёлка, затем – в смешанный лес, который начинался с той стороны ельника, то есть метрах в трёхстах от посёлка, а в то лето, когда им было по тринадцать, впервые добрались до старого шоссе, проложив к нему «свою» тропинку длиной больше километра. Они, конечно, помнили рассказанные родителями истории – «жуткие и страшные», но теперь те сказки вызывали у друзей улыбки.

Все те сказки, кроме одной – про ведьму. Потому что каждый год на одном и том же месте мрачного ельника появлялся абсолютно ровный круг из ядовитых поганок, и они точно знали, почему это происходит.

Поэтому тёмный лес, хоть и стал знакомым, продолжал вызывать у друзей недоверие, и, оказываясь в нём, они всегда испытывали лёгкое беспокойство. Не признавались в этом друг другу, но испытывали. И всегда старались пройти его как можно быстрее, чтобы поскорее оказаться в густых, но гораздо более приятных, «тёплых» зарослях смешанного леса. Ельник продолжал смущать, поэтому Ада стала ходить в него одна: или бродила среди деревьев, правда, не приближаясь к «ведьминому кругу» и заставляя себя свыкаться с не самыми приятными ощущениями, или вовсе брала с собой книгу, расстилала пенку и оставалась в ельнике на два-три часа.

Ада всегда много читала – с тех пор, как мама научила. Читала не «запоем», забывая обо всём на свете, но много больше подруг и одноклассниц. Читала книги «по возрасту», плюс школьную программу, но в тот год девочка по-настоящему открыла для себя русскую классику и ушла в неё с головой. Причина, по которой это случилось, была грустной – умерла бабушка, оставив после себя отличную библиотеку, разбирая которую, девочка и зачиталась. Или вчиталась. Да так увлеклась, что упросила родителей заказать в её комнату два шкафа и несколько полок – для новых книг – и стала обладательницей собраний сочинений Антона Чехова, Михаила Пришвина, Фёдора Достоевского, Константина Паустовского, Ивана Тургенева, Михаила Шолохова, открыла для себя Афанасия Фета и Фёдора Тютчева. Но при этом Ада не превратилась в замкнутую «тургеневскую барышню», как боялся отец: наслаждение русской классикой не мешало ей общаться с одноклассниками и сверстниками, болтаться в Сети, играть в компьютерные игры и быть душой компании. Кроме того, увлечённость книгами не переросла в желание заниматься литературой, девочка не собиралась становиться ни писателем – не чувствовала в себе творческого начала и не собиралась его искать, – ни филологом. Ада решила пойти по стопам матери – стать врачом – и целенаправленно готовилась к поступлению в медицинский.

А читала для удовольствия.

В год, когда им исполнилось по шестнадцать, Ада оказалась в «Сухарях» на пару недель раньше ребят, отчаянно скучала и потому бывала в ельнике чаще обычного – книги помогали справляться с одиночеством. И тот день – сначала – ничем не отличался от остальных. Ада позанималась на террасе йогой, приняла душ и отправилась в ельник. Только без книги – просто побродить по тёмному лесу, и каким-то образом, девочка не смогла бы объяснить, как так получилось, – оказалась возле «ведьминого круга». Не испугалась, конечно, – ей ведь уже не шесть, но и радости особенной не испытала. Сначала хотела пройти мимо, но заставила себя остановиться и постоять, разглядывая серые поганки. Разного размера, но одного вида, создающие идеальный круг.

«Ведьма…»

Да, ей уже не шесть, но старую соседку Ада продолжала звать ведьмой. И считать ведьмой. И сомневалась, что когда-нибудь это отношение изменится – слишком сильными были детские впечатления, а Розалия ничего не делала, чтобы их развеять. Только усиливала – угрюмостью, высокомерием и злостью. А ещё – волосами, которые не собирались седеть.