День «Д». 6 июня 1944 г.

На дальней стороне леса находилась мощеная дорога, «поэтому мы поехали на велосипедах. Это была приятная перемена по сравнению с тем, как мы двигались до сих пор». Отряд въехал в Колевиль-сюр-Мер (впоследствии переименованный в Колевиль-Монтгомери). Селение лежало в руинах; оно было сильно повреждено бомбардировкой с земли и с моря. В полях, окружавших деревню, одни коровы были мертвы, другие обезумели. В дверях стояли люди.

«Они глазели на нас и махали нам, забыв об опасности, которую представляли собой снаряды и шрапнель, или пренебрегая ею. Один молодой человек в голубом комбинезоне и синем берете (обычная одежда нормандских фермеров) расклеивал по дороге плакаты. На плакатах была надпись „Вторжение“ и приводились инструкции по поводу того, что следует делать. Они, очевидно, ждали этого дня и кричали нам, пока мы шли мимо: „Vive les Tommies!“ и „Vive la France!“ Было 10.30. Отряд продолжал двигаться на юг по направлению к мосту Пегас».

Перед вторжением Мастерс получил указание убедиться, что командир отряда, к которому он приписан, использует его должным образом. Командир Мастерса говорил ему: «Он будет очень занят и озабочен собственным делом, но не вздумайте, вернувшись, сообщить мне, что он был слишком занят, чтобы использовать вас. Надоедайте ему. Спросите, можно ли вам идти вместе с разведгруппой. Убедитесь, что все ваши умения не пропали даром».

«Я выполнил все в точности, — рассказывал Мастерс. — Капитан Робинсон, однако, действительно был занят и счел меня надоедой. Что бы я ни спросил: можно ли мне идти вместе с дозором, сделать то или это, — он просто отвечал:

— Нет.

Он посылал одного из тех солдат, с которыми вместе был в Северной Африке, или из тех, с кем проходил подготовку в течение нескольких лет до этого. Им он доверял больше, чем мне — забавному «опоздавшему Джонни», который говорил с акцентом и присоединился к его отряду в самую последнюю минуту».

Подъезжая к деревням Ле-Порт и Бенувиль в долине реки Орн, отряд был прижат к земле пулеметным огнем. Десантник, ехавший на велосипеде, был убит.

— Теперь для вас найдется дело, капрал Мастерс, — сказал Робинсон. — Идите в деревню и посмотрите, что происходит.

— Ну что ж, сообщить, что происходит, было нетрудно, — замечает Мастерс.

Я представил себе разведгруппу и спросил, сколько человек мне надо взять. А капитан сказал:

— Нет, нет, я хочу, чтобы вы пошли сами. Это не вызвало у меня беспокойства.

— Я обойду здесь кругом слева, — сказал я, — пожалуйста, ждите моего возвращения на повороте с правой стороны.

— Вы, кажется, не понимаете, чего я от вас хочу, — сказал Робинсон. — Я хочу, чтобы вы пошли прямо по дороге и посмотрели, что происходит».

Мастерс сообразил: Робинсон хотел узнать, откуда ведется огонь, и намеревался использовать его в качестве цели, чтобы вызвать стрельбу. Вместо того чтобы посылать кого-то из своих собственных людей, он решил послать этого недавно приписанного чужака.

«Я чувствовал себя так, будто всхожу на эшафот гильотины, хотя с трудом мог упрекнуть его за то, что он предпочитает отправить на это убийственное задание меня, а не кого-то из своих людей. Тем не менее меня учили вычислять углы, и я кинул безумный взгляд, ища какой-нибудь угол, но, кажется, там не было ни одного. Щелей и укрытий тоже не было. Стоял светлый день».

Мастерс вспомнил виденный им фильм с Кэри Грантом. Фильм назывался «Ганда Дин» («Gunda Din»). Он припомнил Гранта, столкнувшегося с полностью безнадежной ситуацией, окруженного восставшими индейцами из Кибер-Пасс. Грант бесстрашно посмотрел в лицо индейцам за миг до того, как они набросились на него, и совершенно спокойно произнес:

— Вы все арестованы.

Мастерс пошел по дороге, крича во все горло по-немецки:

— Все наружу! Выходите! Вы полностью окружены! Сдавайтесь! Война для вас окончена! У вас нет шансов, если вы сейчас же не сдадитесь!

Ни один немец не сдался, но и не выстрелил. «Они, вероятно, думали, что никто не станет так бродить, наподобие лунатика, если у него за спиной не будет бронедивизии, и что они могут застрелить меня в любой момент, если почувствуют что-то в этом роде. Поэтому они ожидали, что будет дальше».

Наконец из-за низкого каменного парапета высунулся немец. Мастерс припал на одно колено. Оба выстрелили. У немца был «Шмайссер». Его очередь прошла мимо. Автомат Мастерса выстрелил один раз, и его заклинило. Как раз в тот миг, когда Мастерс подумал, что для него все кончено, капитан Робинсон — очевидно, почувствовав, что увидел все, что нужно, — отдал приказ закрепить штыки и атаковать. Отряд бросился в атаку, едва не задев лежащего ничком Мастерса. Капрал оказался на парапете первым, стреляя из своего «Брена». Он выбил немцев с позиции, ранив двоих.

Мастерс поднялся, чтобы провести допрос. Один из солдат не годился для беседы — он только стонал. Другим был 15-летний мальчик из Австрии. Он заявил, что ни разу не стрелял. Мастерс указал на опоясывавшую его пулеметную ленту: она была наполовину пуста. Мальчик ответил, что стреляли другие.