День да ночь

Кречетов понимал, что нельзя ему со своим "могучим" резервом встречать автоматчиков лоб в лоб. Слишком большой была группа. Он решил зайти фрицам в тыл и ударить, когда они меньше всего будут этого ожидать, в тот самый момент, когда они вплотную подойдут к орудию Ракитина. Верил, что должен Ракитин заметить автоматчиков и встретить их огнем. Тогда Кречетов и ударит. Такого фрицы, при всей своей выучке, выдержать не должны. А дальше, как говорится: "По газам, и жми!"

Кречетов полз впереди. Крался волком. Никому его не услышать, никому не увидеть. За ним, стараясь не отставать, полз резерв. Резерв сопел, пыхтел и обдирал коленки. Если бы фрицы не были так целеустремленны, так уверены, что позади у них никого быть не может, они бы непременно засекли эту страдающую и пыхтящую команду.

Так они и ползли к орудию Ракитина. Впереди две цепи немецких автоматчиков. За ними маленькая, всего в четыре человека, группа Кречетова. Резерв главного командования.

* * *

- Снаряд! - привычно, не отрываясь от прицела, потребовал Ракитин.

Опарин протянул руки за снарядом. Снаряда не было.

- Снаряд! - потребовал Опарин и обернулся.

Какой там снаряд? Бабочкин был у штабелька, только поднял ящик. Лихачев еще шел за снарядами.

- Лихачев! В мать! Снаряд! - заорал Опарин.

Лихачев рванулся к штабельку. Мокрый от пота Бабочкин, прижал ящик к груди и тоже поспешил. Вымотались оба за короткие и бесконечные минуты боя. А в каждом ящике полсотни килограмм. И надо бегом...

В это самое время, когда у расчета дел было невпроворот и каждая секунда на счету, за бруствером, слева от орудия, поднялись немецкие автоматчики. Сразу трое. Осветительная ракета почти погасла, и в полумраке они не могли ничего толком рассмотреть. Ударили по темному силуэту орудия.

Ракитин так и остался у прицела. Не выпустил рукоятки поворотного механизма. Свесил голову, прислонился плечом к казеннику и замер. Будто задумался. Больше никого пока не зацепило.

Хорошо, что Ракитин приказал держать оружие при себе. Опарин подхватил автомат, повернул стволом к фрицам и ответил длинной очередью. Корреспондент Бабочкин бросил ношу, нырнул за горку пустых ящиков и его автомат тоже "заговорил". Немного ближе к орудию, широко расставив ноги и уперев приклад в живот, стрелял Лихачев. Не целясь лупил по фрицам, потому что целиться было некогда. Дрозд опоздал всего на несколько секунд.

И кончились фрицы. Двое переломились, упали на "пятачок", третий рухнул за бруствер.

Опарин переступил через станину, наклонился над Ракитиным.

- Командир! - попытался он поднять Ракитина. - Командир! Жив?

Какое там жив? Осколок попал в голову. И рана небольшая, а все. Нет командира.

На орудийный "пятачок", как клоуны, спрыгнули еще два шальных фрица. Одного срезал Бабочкин. Другой оказался так близко от Опарина, что никто из товарищей стрелять не мог. Опарин не стал тянуться за автоматом. Не успел бы. Развернулся: "На!" И саданул кулаком правой в челюсть снизу вверх. Фриц даже не охнул. Отключился и рухнул.

Над орудийным окопом густым косым дождем летели пули. Автоматчики залегли за бруствером. Подняться не пытались, поняли - встретят. А позицию заняли удобную: с того места, где они залегли, можно было не торопясь перебить расчет.

* * *

Афонин выпустил ракету. Ждал Бакурского. Прислушивался. Короткие очереди и перерывы между ними короткие. Понятно - Бакурский придерживает фрицев, но экономит патроны; густые автоматные очереди - фрицы отвечают. Не дает им Бакурский поднять головы, вот и бьют они в белый свет, как в копеечку.

Потом стало тихо. Не совсем тихо: автоматы по-прежнему вели огонь, а пулемет молчал. Тоже понятно: Бакурский отходит. А фрицы не могут этого сообразить. Переводят патроны.

Автоматы затихли. А Бакурский не шел. Стало непривычно тихо. И ни Бакурского, ни фрицев...

Что-то не так... Бакурский давно должен был подойти. Надо глянуть. Афонин снял с плеча автомат и осторожно направился к месту, где оставил товарища.

Не прошел и двадцати метров, когда услышал шаги. Кто-то двигался навстречу. Но не Бакурский. Двое шли, или трое... Афонин прижался к стене окопа. Скорее почувствовал, чем увидел, идущих к нему фрицев. Шумно шли, без опаски. Он ударил из автомата метров с пяти, наверняка. Фрицы упали, так и не поняли откуда стреляют.

Афонин выждал немного, потом осторожно приблизился. Стараясь не коснуться убитых, переступил через них и, вглядываясь в темноту окопа, пошел дальше.

Совсем немного оставалось идти до Бакурского, когда что-то тяжелое сверху навалилось на него, сбило с ног и стало вжимать в землю. Афонин ударил коленом, ударил головой. Рванулся. Ему удалось освободиться и подняться. Перед ним стоял здоровенный, на голову выше его, фриц. Афонин без автомата и фриц выронил свой "шмайсер". Они стояли друг против друга, переводили дыхание. Оба понимали, что не разойтись. Фриц был здоровенным, намного крупней Афонина. Знал, что силен и не торопился, ждал, что будет делать русский солдат.