День да ночь

Афонин осторожно протянул руку к ремню, где висел нож. Немец заметил и резко ударил носком кованого сапога Афонину по левой ноге. Фашист он фашист и есть, ногами дрался.

Афонин задохнулся от боли, а фриц прыгнул на него, легко повалил на землю и потянулся огромными ручищами к горлу. Афонин вертелся, пытался вырваться, но напрасно. Противник был намного сильней. Афонин постарался прикрыть локтем левой руки горло, как это делают, когда на тебя бросается волк, а в правой искал нож. Нападавший оттянул одной рукой локоть Афонина, а другой вцепился в горло. Уже задыхаясь, Афонин ударил его ножом под сердце. Фриц обмяк и затих. Афонин с трудом сбросил его с себя.

Помял его фриц основательно. Здорово помял: горло болело, дышать было трудно. И, кажется, ногу сломал. Наступить на нее Афонин не мог.

Осветительная ракета догорала, и на поле опять опускалась темнота безлунной ночи. Афонин зарядил ракетницу, выстрелил, подождал, пока ракета вспыхнет и повиснет в небе. Нашел свой автомат, прихватил "шмайсер", не пропадать же добру. Попробовал опереться на левую ногу: больно, но терпеть можно. "Что у Бакурского... - не давало покоя беспокойство. - Фрицы ведь с той стороны пришли. Надо идти". Придерживаясь за стенку окопа похромал к Бакурскому.

* * *

Кречетов ударил чуть позже, чем хотел. Пришлось ждать пока подползет за ним хилый резерв. Два танкиста и шофер. Война третий год идет, а они ползать как следует не умеют. И чуть не опоздали. У орудия Ракитина уже шла стрельба. Все-таки успели. Ударил кречетовский резерв в четыре автомата по обложившим орудие фрицам. Те смешались. Такого они не ожидали. Кто-то попытался отползти в сторону, кто-то остался лежать. Навсегда. Но тоже не мальчики. Быстро разобрались. Хотя уже не про то думают, чтобы орудие захватить, развернулись в сторону кречетовской команды. И залегли друг против друга. У тех и у других автоматы. Кто кого раньше достанет?! Плохо, что силы неравные. Фрицев почти десяток, а наших всего четверо.

* * *

Танкисты тоже не очень разбирались в том, где что происходит. Из узких смотровых щелей, в этом призрачном искусственном свете, не было видно и, главное, нельзя было понять, что делается возле орудийных окопов. У танкистов одна задача: подавить орудия. Они и старались. Ближайший танк остановился на мгновение, шарахнул фугасным. Потом еще раз и еще. Ни разу не попал. Снаряды разорвались за бруствером, но достали осколками и орудие, и расчет.

Бабочкина ударило в грудь. Он упал на ящик со снарядами, который нес. Так вот получилось... Его послали собрать материал для статьи и приказали, чтобы через сутки вернулся в редакцию. Но беда с этими корреспондентами, вечно не в свое дело лезут. Не вернется Бабочкин в редакцию ни через сутки, ни через двое. Опять Пушкину в одиночестве газету выпускать.

Дрозда взрывной волной бросило на землю. И по каске звездануло осколком. Сильно, но вскользь. Не каска, так лежать бы писарю с пробитой головой. А так - только оглушило немного и голова разболелась. Можно считать - крупно повезло. Дрозд тряхнул головой, чтобы унять противный гул в ушах, поднялся на четвереньки и пополз. Куда полз - не знал и не задумывался. Просто понял, что пока не покалечили, надо убираться отсюда подальше. Инстинкт сработал: гнал от этого ада.

И Опарина зацепило. Больно хлестнуло по правой ноге. Очень больно, так что осел по стеночке окопа. Совсем не вовремя... Быстро снял сапог, портянка в крови. Сбросил портянку. Теперь понятно: осколком полоснуло. Кость, вроде, не задело. Но кто знает... И кровище... Вынул из кармана индивидуальный пакет, зубами сорвал обертку и торопливо стал заматывать рану.

Не только нашим досталось. Немецких автоматчиков, воевавших за бруствером с командой Кречетова, иссекло осколками снарядов выпущенных своим же, немецким, танком. И такое бывает.

А танк рванулся к замолчавшему орудию. Хотел добить... Обрушится тяжелым железом, раздавить и пушку, и всех, кто там остался. На войне, как на войне!

Опарин попытался встать, но правая нога не держала. Орудие молчало. Возле ящиков со снарядами застыл Бабочкин. У колеса лежал на спине Ракитин. В центре "пятачка" стоял Лихачев. Он сжимал в руках автомат, ждал автоматчиков. Но кончились автоматчики, и Лихачев не знал, что делать. Вдали в мерцающем свете ракеты виднелся медленно уплывающий в темноту зад ползущего на коленях Дрозда. Еще одна ракета взвилась в небо, освещая неярким светом поле.

Бой продолжался.

- Лихачев! К прицелу! - заорал Опарин. - Дрозд, снаряд! Заряжай!

Лихачев, отбросил за спину автомат, послушно бросился к прицелу. А Дрозд от опаринского окрика застыл. Понимал, что здесь убить могут, что надо бежать отсюда. И вскочил на ноги, чтобы убежать. Но побежал почему-то к орудию. На бегу пригнулся, подхватил из ящика снаряд и послал его в казенник. Точно так как делал это сегодня Опарин. Затвор закрылся.

- Огонь! - заорал Опарин.