День денег

Но вернемся к нашим героям.

Хорошо, бросились бы они к милиционеру, растерзали бы его, поувечили бы, не дай бог! Они же остолбенели типичным русским остолбенением. И оно, конечно, не вечно, но…

Но когда они все же собирались сбежать и терзать-таки милиционера, мягко скрипнула дверь в фальшиво-мраморной стене и оттуда благодушно вышел Змей.

– Что-то вы долго, – сказал он. – А я тут в туалет… А то пиво-то пили… Круговорот воды в природе, святое дело!

Как тут не прослезиться? Слава круговороту воды в природе, слава остолбенению, слава Судьбе и Жизни, слава русскому человеку, слава, слава, слава!

Глава двадцать седьмая,

в которой герои решают вопрос кумиров, зиждителей, отцов отечества и т.п., а автор по веской причине собирается их прикончить, но вместо этого впадает в еще одно лирическое отступление

Конечно же, встретившимся друзьям захотелось выпить, что они немедленно и исполнили в ближайшей забегаловке.

– Я когда там в туалете был… – сказал Змей. – Там чисто, светло… Отделка хорошая… Уважаешь себя… И мысли такие… Высокие… И я подумал: зачем нам бедным помогать, их слишком много! Богатых или злодеев деньгами губить? – они сами себя погубят! А вот бывают, например, премии…

– Снова здорово! – сказал Парфен. – Все! Никакой благотворительности! Хочу пить, гулять и лобзать младых красоток! Не согласны – отдайте мою долю.

– Ты не уважаешь меня? – спросил Змей.

– Я уважаю, но…

– А уважаешь – дослушай. Именно, кстати, об уважении. Давайте подумаем, кого мы больше всего уважаем. И отдадим ему деньги. Чтобы он жил и процветал на благо человечества. То есть такая как бы премия – от нас.

– Я уважаю больше всего себя! – заявил Парфен.

Писатель подумал, что вслух этого не скажет, но тоже уважает себя, пожалуй, больше всех. А уж премии-то достоин как никто за многолетний свой бескорыстный труд на литературной ниве.

– Я согласен, но это не в счет, – сказал Змей. – Я тоже уважаю больше всех себя. И маму. Но – кроме нас, понимаете?

– Не сойдемся, – сказал Парфен. – У каждого будет своя кандидатура.

– А мы отыщем такую, чтобы все согласились. Потому что, конечно, я тоже больше всех уважаю дорогого, земля ему пухом, Владимира Семеновича Высоцкого, но его уже нет!

– А я, – серьезно сказал Писатель, – академика Л., но у него и так премий много, да и откажется он. За это и уважаю, что откажется.

– А я не уважаю никого, – сказал Парфен. – Не сотвори себе кумира!

– Это плохо, – огорчился за него Змей. – Нельзя жить без маяка в душе. Чтобы вспомнить: есть такой человек! – и легче.

Все трое призадумались. Все трое честно стали перебирать в уме людей, славных жизнью и делами, которых они взяли бы в пример себе. Писатель, поразмыслив, даже академика Л. отверг. Уважать-то он его уважает, а чтобы вот именно – Кумир… Нет, не чувствуется этого в душе.

– Полным-полно у людей идолов, – сказал он. – А у нас, получается, никого? Как же мы дошли до жизни такой?

Они стали думать, как дошли до жизни такой.

– Вот что, – сказал Парфен, доставая блокнот и ручку. – Давайте рационально, по порядку. Политика, наука, культура, спорт и так далее.

Друзья радостно согласились.

Они составили список деятелей политики – и вычеркнули одного за другим всех, у каждого найдя недостаток.

Потом составили список экономистов – и вычеркнули всех, у каждого найдя недостаток.

Потом составили список так называемых бизнесменов – и, едва глянув на него, перечеркнули весь разом с брезгливыми гримасами.

Потом составили список ученых, кого знали, – и вычеркнули всех, у каждого найдя недостаток.

Потом составили список деятелей культуры – и вычеркнули всех, у каждого найдя недостаток.

Потом составили список спортсменов – и вычеркнули всех, у каждого найдя недостаток.

Пригорюнились.

Сидели же они, между прочим, в одном кафе, что на улице Немецкой (бывш. просп. Кирова, бывш. ул. Немреспублики), неподалеку от крупнейшего в городе книжного магазина. Это не просто к слову говорится, потому что произошло следующее: Писатель что-то вспомнил, подхватился, убежал и мигом вернулся с толстой книгой «Кто есть кто в России».

– Мы же не знаем многих! – увлеченно сказал он. – Поэтому сделаем так: наугад откроем, ткнем, в кого попадем, тому и достанется. Ведь это деньги судьбы, случая, пусть случай и решит! Тут все-таки семьсот деятелей, за что-то их втиснули, а?

Парфен пожал плечами, увидев фотографии на обложке и подумав, что он никому бы из этих обложечных не дал, что тогда говорить о тех, кто внутри? А Змей обрадовался:

– Можно мне?

Ему дали книгу. Он положил ее перед собой и стал ощупывать пальцами.

И с треском открыл, тут же ткнув пальцем.

И зачитал вслух: