– Ага, посмотрим, улажено или нет, – сказал Билл. – Вот когда они явятся и перережут твоих свиней…
– Ладно, хватит, – оборвала его Анжела. – Не порти праздник Грейс.
Кэт и Грейс дочиста вымыли и вычистили кухню, и еда, приготовленная Анжелой и Лорел, была разложена на столе – соленая и сладкая, все сразу. Ломти ветчины, куски говядины, жареное сердце. Пирог по-римски. Мармеладный пудинг. Ежевичная запеканка. Сливовый торт. Кувшины с кремом и сливками рядом с соусниками с подливой. Все это изобилие было расставлено вперемешку, как любят дети. Стол служил напоминанием, что Дьявол когда-то пытался уморить нас голодом, но у него ничего не вышло.
День Дьявола служил прелюдией к Загону, но одновременно знаменовал собой приход зимы, и кладовую к этому дню заполняли всевозможными продуктами: бутылями со сливовицей, горшками с чатни, банками с черничным джемом. А еще гусиными яйцами с фермы Дайеров и свеклой с огорода Анжелы. Огурцы, которые Билл выращивал в холодном парнике, были засолены в четырех пинтовых банках и расставлены по полкам.
Главным блюдом трапезы было жаркое из ягненка. Анжела поставила его на стол и подняла крышку. Над столом сразу же поднялось похожее на гриб облако пара.
– Как хорошо, что сегодня все собрались вокруг стола, правда? – сказала Лорел. – Ну, почти все. Жаль, что Старик не протянул еще одну неделю.
– Придется нам петь громче, – заметила Анжела.
– А еще кому-то скоро придется научиться пиликать на скрипочке, – сказала Лорел и взяла Грейс за подбородок. – Надо хранить старые традиции и записать все песни, пока их еще не забыли.
– Как же их можно забыть, – возразила Анжела. – Мы всю жизнь их поем.
– А мы не будем ждать папу и начнем есть без него? – спросила Грейс.
– Он нас догонит, как только придет сюда, – сказал Билл.
– Ну да, – поддержал его Отец. – Давайте начинать, пока мясо не остыло.
– Но надо было бы оставить ему немного еды, – сказала Грейс.
– Не думаю, чтобы у нас тут кому-то не хватило еды, – заметила Лиз.
– Ну, все равно я отложу часть для него, – сказала Лорел и, отделив порцию для Джеффа, принялась, как всегда, раскладывать жаркое и обходить стол, передавая тарелки каждому из присутствующих.
Кэт довольствовалась овощами с хлебом.
Прошел примерно час, как мы сели за стол, причем Грейс и Лорел поминутно смотрели на часы. Грейс дважды выходила в коридор, надеясь услышать стук в дверь, и оба раза возвращалась с выражением, которое никого не могло обрадовать. Наконец Анжела сказала Грейс, что ей пора спеть песенку, много раз отрепетированную дома.
– Я разожгла очаг в другой комнате, – сказала Лорел. – Нам там будет тепло и уютно.
Тарелки сложили в раковину, выключили свет, а ручку кухонной двери обмотали плющом. Дьявол на кухне нам не нужен. Для него тут слишком много искушений, и если он устроится за столом, потом мы от него не избавимся. За многие годы его научили быть благодарным за миску с тушеной бараниной, оставленную для него на печи.
Лорел, вероятно, провела в этой комнате, служившей нам гостиной, больше времени, чем любой из нас, Пентекостов. После маминой смерти она полностью посвятила себя заботам о нашем доме, и с годами добровольная помощь вошла у нее в привычку. Она по-прежнему каждую неделю приходила вытирать пыль и пылесосить, хотя гостиной едва ли когда-то пользовались. Индийский коврик с огурцами[37]
был слишком красив, чтобы пачкать его сапогами, а диван и кресла содержались в чистоте, и поэтому грязным псам запрещалось на них валяться. Комната предназначалась для тех редких случаев, таких как Рождество или День Дьявола, когда все мы надевали чистую одежду и на некоторое время откладывали дела.Лорел, задергивая бархатные шторы, провела тыльной стороной рук по складкам. Она восхищалась работой, проделанной Мамой, когда они с Отцом только поженились. Мама тогда обила новой тканью мебель, покрыла морилкой потолочные балки, отбила старую плитку вокруг плиты и сама заменила ее на белые с синим квадраты с изображением голландских молочниц и ветряных мельниц. Если Мама еще и продолжала присутствовать в доме, то именно здесь, в этой комнате. Возможно, именно поэтому Отец избегал здесь бывать.
– У твоей мамы был красивый голос, – сказала Лорел.
Она говорила это каждый год, и после ее слов всякий раз в комнате слышался шепот согласия.
В одном из альбомов, который передавали из рук в руки в ночь перед похоронами Старика, была фотография Мамы, где она пела на День Дьявола. Глаза ее были закрыты, а сзади, положив смычок на струны скрипки, стоял молодой, статный Билл.
– Можно мне петь? – спросила Грейс.
– Мы же сказали тебе, разве ты не слышала? – ответила Анжела. – Начинай.
Грейс слезла с дивана и встала вместе с Биллом рядом с очагом. Она снова посмотрела на Кэт, и Кэт взглянула на меня, как будто хотела сказать: «Вот видишь?»
– Ну что, готова? – сказал Билл, и Грейс закивала в такт, когда он начал, и на счет «четыре» вступила: