Супружеские игры

Марина Нуровская Супружеские игры

У нее были желтые глаза, в жизни ничего подобного не видела. Потом, когда я вспоминала о ней, лежа в ночной темноте, меня вдруг осенило – похожие глаза бывают у хищных зверей. Золотистые, с темными крапинками на радужке, непроницаемые. Глаза пумы или гепарда.

– Приветствую в нашем бабьем царстве, – сказала она низким голосом с хрипотцой. Сосебедница, очевидно, много курила – такая хрипотца характерна для заядлых курильщиков. Я была слегка разочарована. Почему-то казалось, что у женщины, на которую я сейчас смотрела, не должно быть вредных привычек: она не пьет, не травит себя никотином, и вообще, воплощает собой естественность. Конечно, подобная мысль могла показаться абсурдной, потому что встретились мы с ней в месте, которое по определению не имело ничего общего ни с естественностью, ни тем более с моральной чистотой. Она склонилась над лежавшей перед ней папкой, перелистала несколько страниц, потом выпрямилась и снова взглянула на меня. А я в это время задумалась, можно ли назвать ее красивой. Худощавая, с прекрасной фигурой, которую не мог испортить даже форменный грязно-серый мундир. Лицо с матово-белой кожей могло показаться плосковатым, если бы не выступающие скулы, ну и, само собой, эти неимоверные глаза, которые сразу приковывали к себе внимание. Поражал не только их неправдоподобный желтый цвет, но и раскосый, как у дикой кошки, разрез. Она была натуральной блондинкой. Прямые, чуть подкрученные на концах волосы падали ей на плечи. Когда она встряхивала головой, по ним словно пробегали змейки молний.

– Писательница, значит… – сказала она с расстановкой и потянулась за пачкой сигарет на столе, которую я сначала не заметила.

Вынула из кармана зажигалку и, задумчиво поднеся сигарету ко рту, медленно прикурила, забавно сморщив при этом нос. Глубоко затянулась, так что я почти физически ощутила, как наполняются дымом ее легкие.

– Писательница, – повторила она. – Не слишком ли дорогой ценой? И не проще было бы развестись? Самое золотое твое времечко – коту под хвост. Предположим, отсидишь половину из девяти лет и выйдешь досрочно. Здесь ведь год идет за два. Ты когда родилась? – Она заглянула в папку с моим делом. – В пятьдесят третьем… Выглядишь моложе. После четырех-пяти лет отсидки – если, конечно, не выкинешь какой-нибудь фортель и освободишься раньше – тебе уже будет сорок два или сорок три… А вот какой ты выйдешь отсюда, будет зависеть только от тебя. Сумеешь сохранить в себе надежду, точно могу сказать, человеком выйдешь…

Я молча смотрела на нее.

– Тебе ни на секунду нельзя забывать, куда ты попала. Хотя… теперь тут скорее цирк, а не тюрьма: новый генеральный директор распорядился камеры не запирать и велел нам стучаться перед тем, как войти. Версаль, да и только. А вообще, мало что изменилось. Правда, теперь бабам, которым приспичит переспать со своим благоверным, по очереди разрешают интимные свидания. Для этого тут имеется специальная комната с диваном. Ведерка под сперму только не хватает…

Ее слова резали слух. Я едва сдержалась, чтоб не зажать ей ладонью рот. Словно прочитав мои мысли, она сказала:

– Да, я тоже закончила институт, но за пару-тройку лет, проведенных здесь, стала жестче. Что и тебе советую, иначе не выдержишь. Ты должна создать вокруг себя защитное пространство и никого в него не пускать. Если сразу так не сделаешь – пропадешь. С виду здесь все гладко – тюремный персонал уважает заключенных и наоборот, но отношения те еще. Такие же паршивые, как и были. Попадешь в разряд фраерш – на каждом шагу придется защищаться. Больше половины наших «клиенток» – лесбиянки. Им только дай почувствовать слабинку – сами возьмут, что захотят.

Этот разговор был невыносим.

– До суда я два года отсидела в СИЗО, и ничего, справлялась как-то, – порывисто возразила я.

Она иронически усмехнулась.