День джихада

Сразу от тропы, на которой они стояли, начинался крутой подъем на склон горы. Издали он казался живописным и на фотографии несомненно выглядел бы удивительно эффективно. Но сейчас, когда по этому склону предстояло подниматься к вершине, каждому сразу стала ясна сложность предстоявшей задачи. Кусты кизила росли тесно, их переплели гибкие стебли колючих лиан, делая заросли непроходимыми. Значит, чтобы подняться к водоразделу, следовало расчистить дорогу вверх.

— Начнем рубить кусты? — спросил Бритвин.

— И установим указатель, чтобы было всем видно, куда мы двинулись? Так?

Теперь Полуян уже не сомневался, что в группе только они вдвоем с Резвановым до конца, пожалуй, представляют себе, что такое горы. Всем остальным это надо было еще понять на собственном опыте. И это несмотря на то, что, к примеру, тот же Гера Таран, по его же словам, пару раз бегал в горы с Резвановым, да и Столеров с Бритвиным на говоря уже о Ярощуке, тоже не по гладкому асфальту ходили. Но тогда все были не те горы, с которыми теперь все они имели дело. Это и беспокоило в первую очередь командира группы Полуяна. К человеку, который не знает гор, они не бывают доброжелательными. Крутизна склонов требует максимальных физических усилий, поскольку по мере того, как люди станут подниматься все выше и выше, разрежение воздуха будет увеличиваться и утомление может оказаться неодолимым.

Место для подъема они нашли, пройдя по тропе почти два километра. Здесь кусты расступились, открыв свободное пространство.

Солнце уже выползло из-за дальнего хребта на востоке и тени, лежавшие в глубоких складках гор, растворились в жарком свете дня.

Полуян, не переходя на бег, ускоренным шагом двинулся вверх по склону. Под ногами зашуршала щебенка, а там, где росла трава, не просохшая от росы, подошвы скользили по ней, сбивая с темпа.

Уже через десять минут Полуян почувствовал, как между лопаток по спине скользнула первая струйка пота. Хотелось обернуться и посмотреть, как держатся его товарищи, но он не позволил себе этого сделать.

Путь к водоразделу занял более часа. На гребне, откуда открывался вид во все стороны, Полуян остановился, глубоко вдохнул и вдруг ощутил, что земля под ногами качнулась, словно палуба корабля. Он инстинктивно расставил ноги. «А ведь я думал, что сохраняю отличную форму», — с раздражением отметил про себя.

— Отдых! — сказал он и дал отмашку рукой.

Ярощук опустился на землю, лег на спину, но тут же снова сел. Ему было тоже не по себе. Он посмотрел на Полуяна смущенно.

— Должно быть, утром съел что-то не то. — Он коснулся рукой горла. — Тошнит и кружится голова. Похоже, отравился.

Таран обычно сдержанный рассмеялся.

— А я в порядке. Завтрак был нормальный.

Полуян положил ему руку на плечо.

— Не надо, лучше приляг.

— Зачем? — Таран опять засмеялся. — Да я еще столько же отмотаю.

— Я сказал: лечь!

Неожиданно лицо Тарана посерело, и он стал оседать. Полуян успел подхватить его и опустил на камни. Тот, посидев немного, быстро вскочил, отошел в сторону, оперся рукой о камень, поросший сизым лишайником, опустил голову и застонал. Его тошнило. Желудок был уже пуст, но спазмы сотрясали человека, словно его внутренности стремились вырваться наружу.

Через некоторое время обессиленный Таран вернулся на место, где до того сидел, опустился на землю и лег на спину.

— Я облажался, верно?

— Не бери в голову. Это с тобой познакомились горы, — успокоил его Полуян. — И с первого раза ты им не очень понравился. — Он повернулся к Бритвину. — Как ты?

— Все хоккей.

— Сто двадцать плюс сорок девять, сколько будет? Быстро!

— Сколько, сколько?

— Сто двадцать плюс сорок девять.

— Во, Баб-эль-Мандеб! Не могу сообразить…

— И это тоже горы…

9

— Амер! — радист Салим смотрел на Хаттаба большими вытаращенными глазами. — Есть сообщение от Джохара.

Хаттаб, полулежавший на ковре, раскинутом в развалинах дома, которому война сохранила крышу, приподнялся и сел. Он только что плотно пообедал, пища удобно расположилась в желудке и командира боевиков тянуло ко сну. Однако любое сообщение, поступавшее со стороны федералов, Хаттаб воспринимал максимально серьезно. Только он один решал, какую ценность содержит информация и как ей воспользоваться, поэтому даже желание поспать не могло преодолеть необходимости выслушать то, о чем сообщает один из лучших агентов Басаева учитель чеченского языка Рамазан, взявший себе псевдоним Джохар.

— Докладывай, — Хаттаб расслабленно махнул рукой и благодушно рыгнул.

Радист Салим, работавший под позывным «Борз» — «Волк», машинальным движением руки огладил бороду и подробно, слово в слово изложил командиру сообщение о том, что в район Кенхи отправилась русская диверсионная группа, а в Годобери вылетел командир дивизии, которая недавно прибыла на театр военных действий.

— Хорошо, Салим, — Хаттаб вяло махнул рукой, показывая радисту на выход. Два последних ночных перехода и жирная баранина, нашедшая убежище в благородной утробе полевого командира, все-таки требовали покоя. — Я обдумаю твое сообщение. Иди пока…

10