День гнева

Не успел он сделать и трех шагов от двери, а королева уже вскочила на ноги. Впоследствии он поймет, что не знал, о ком был ее первый вопрос. Прижав ладонь к горлу, она спросила:

— Он мертв?

— Увы, госпожа, да. Так сказано в привезенной ко мне депеше. Видели, как он пал в час победы, но, когда гонец был послан ко мне, тела еще не нашли.

Она побелела так, что ему показалось, она вот-вот упадет. Сделав несколько шагов вперед, он протянул руки. Ее ладони вспорхнули к его рукам и крепко сжали их.

— Госпожа, — настойчиво заговорил он, — государыня, надежда еще жива. И Бедуир жив, хотя он тяжко ранен. Ему хватило сил отдать приказ о поисках тела короля до наступления темноты.

Королева закрыла глаза. Губы ее сложились в тесное черное «о» отчаянья, втянули воздух, словно она тонула. Веки ее дрогнули. Потом словно невидимая рука взяла ее под подбородок и вздернула его наверх: Гвиневера напряглась, выпрямилась, глаза ее открылись, а лицо застыло в непроницаемую маску. Она тихо высвободила пальцы из рук Мордреда, но позволила ему подвести себя к креслу. Ее дамы готовы были столпиться вокруг со словами и жестами утешенья, но она от них отмахнулась.

— Расскажи мне все, что тебе известно.

— Очень немногое, госпожа. Письмо было кратким. Но посланнику было что поведать.

Он пересказал ей доклад и ответы гонца. Королева слушала его, не прерывая; поверхностному взору стороннего наблюдателя могло показаться, что она даже не прислушивается; казалось, она наблюдала за дождевыми каплями, нагонявшими одна другую на стебле розы, что свисала с ветки перед самым окном.

Наконец Мордред умолк. Капли сбегали, собирались, набухали на шипе, чтобы с плеском разбиться о подоконник.

Спокойным и тихим, мертвым голосом королева проговорила:

— Если действительно есть надежда на то, что король жив, тогда, разумеется, по пятам за первым последует второй гонец. А тем временем мы должны поступить так, как повелел мой господин.

— Исходя из того, что он погиб, — вставил Мордред.

— Исходя из этого… — Потом, с внезапным взрывом горя и ужаса, проговорила скороговоркой: — Мордред, что станется теперь с Британией? Что станется теперь с нами? Так недавно мы говорили об этом, ты и я, а теперь — теперь этот день настал…

Он непроизвольно склонился к ней, почти незаметно, но хватило и этого. Она вновь затихла, вновь подобралась, вновь стала королевой. Но глаза выдавали ее. Она не смогла заговорить снова, не разразившись рыданьем. А этого не должно случиться до тех пор, пока она не останется в одиночестве.

И он заговорил монотонно и деловито настолько, насколько нашел в себе сил:

— Две вещи следует сделать немедля. Я должен увидеться с Сердиком. Встреча уже назначена. И я должен созвать Совет. Он соберется сегодня вечером. До тех пор, пока депеши или гонцы не подтвердят или не опровергнут это известье, крайне важно, чтобы люди знали, что центральная власть в Британии еще существует, что во главе ее стоит правитель, назначенный указом самого короля, и что этот правитель исполняет волю Артура. Что до тебя, госпожа, — уже мягче добавил он, — думаю, никто не удивится, если ты не придешь на это собранье.

— Я буду там.

— Если ты того желаешь…

— Желаю. Мордред, тело Верховного короля не найдено. У тебя есть государственная печать, которую ты и я, как соправители здесь в Камелоте, властью короля вправе использовать. Но его перстень и его меч, истинные символы королевской власти, не могут быть привезены тебе — разве что с его бездыханного тела.

— Это так, госпожа.

— Так что я явлюсь на Совет. Если тебя поддержит супруга Артура, им самим поставленная твоей соправительницей, в королевствах не найдется никого, кто посмел бы не принять Артурова сына как законного правителя.

Мордред не нашелся что сказать. Гвиневера подала ему руку, и он склонил голову, чтобы припасть к этой руке поцелуем. Затем он оставил ее. Немного времени выпадет ей, чтобы оплакать павших перед тем, как она займет свое место в Круглом зале подле нового короля Британии.

В сосновом лесу у подножья горы к востоку от Отена Артур шевельнулся и открыл глаза.

Он лежал, завернувшись в походный плащ, положив руку на рукоять меча. Плечо и бок занемели и ныли от сокрушительного удара, свалившего его с седла в ходе сраженья, и голова болела немилосердно, но в остальном он был невредим. Его стреноженный конь пасся неподалеку. Его Соратники, человек сорок, подобно ему пробуждались с подернутой туманом зарей нового дня. Трое из них уже были заняты раздуваньем почерневших угольев вчерашнего костра. Другие осторожно несли в кожаных шлемах воду из реки, которая скользила по сверкавшим под утренним солнцем валунам в каких-то пятидесяти шагах. Ратники были веселы, они смеялись и шутили, но вполголоса, боясь пробудить спящего короля.