День гнева

Разумеется, он ждал таких слов. Королева всматривалась в его лицо в поисках искры радости или гордости или хотя бы раздумья. Но ничего такого в нем не нашла. Мальчик сидел, кусая губы, обуреваемый горестью, которую желал, но не смел высказать вслух.

— Что с тобой? — спросила наконец королева.

— Госпожа… — И снова молчание.

— Так в чем же дело? — произнесла она уже с ноткой нетерпенья. Вложив в руку мальчишки дар королевской крови, пусть даже и ложный, вельможная госпожа ожидала преклоненья, а не печали, которую не могла понять. Поскольку сама она всегда оставалась глуха к сердечным порывам, ей не могло прийти в голову, что тщеславие и жажда удовольствий могут бороться в ее сыне с привязанностью к приемным его родителям.

— Госпожа, — внезапно вырвалось у него, — моя мать бывала когда-нибудь в Дунпельдире?

Моргауза, любившая играть людьми, словно они были дикими тварями, посаженными в клетку ей на забаву, улыбнулась мальчику и впервые за время этой беседы сказала ему чистую правду:

— Разумеется. Где же еще? Ты там родился. Разве я этого не сказала?

— Но она говорила, что всю свою жизнь прожила на Оркнеях! — в волнении воскликнул Мордред, так что на мгновенье оживленная болтовня в дальнем конце покоя смолкла, пока взгляд королевы не заставил ее дам опять склонить головы над рукодельем. Понизив вновь голос, мальчик с несчастным видом добавил: — И мой отец. Конечно же, он не знает, что она… что я…

— Глупый неразумный мальчик, ты не понял меня. — В голосе ее было медовое снисхожденье. — Бруд и Сула — приемные твои родители, взявшие тебя по приказу короля и по его же приказу вырастившие тебя в тайне. Сула сама потеряла сына и взялась вскармливать тебя. Не сомневаюсь, она одаривала тебя любовью и заботой, как если б ты был ее собственным сыном. Что до настоящей твоей матери, — поспешно предупредила она вопрос, который оглушенный такими откровеньями мальчик и не собирался задавать, — то о ней я тебе ничего не могу рассказать. Из страха она не сказала ничего, не пыталась вернуть тебя, и из страха перед Верховным королем молчали и все остальные. Возможно, она сама испытывала лишь благодарность, что может забыть обо всем. Я не задавала вопросов, хотя и знала, что один из мальчиков спасся. Потом, когда погиб король Лот, а я приехала сюда, чтобы родить младшего из моих сыновей и в безопасности воспитывать старших трех, я была готова предать все забвенью. Как следует поступить и тебе, Мордред.

Не зная, что сказать, мальчик молчал.

— Насколько мне известно, твоей матери, возможно, уже нет в живых. Мечтать о том, что настанет день и ты разыщешь ее, неразумно — и какая в том польза? Городская девчонка, минутное удовольствие короля? — Она внимательно всматривалась в глаза, поспешно скрывшиеся за опущенными веками, в лишенное всякого выраженья лицо. — Теперь Дунпельдир в руках короля, поставленного там Артуром. В розысках пользы не будет, Мордред, но они таят в себе большую опасность. Ты понимаешь меня? Что предпримешь ты, став взрослым мужем, — твоя забота, но ты поступишь благоразумно, если всегда будешь помнить, что король Артур — враг тебе.

— Так… выходит, я тот самый? Тот… что, что станет его погибелью?

— Кто знает? Такое решают лишь боги. Но король — человек тяжелый, а его советник Мерлин умен и жесток. Как по-твоему, станут они рисковать? Но пока ты остаешься на этих островах — и пока ты молчишь о том, что тебе известно, — тебе ничего не грозит.

Вновь повисло молчанье. Потом мальчик спросил, почти прошептал:

— Но зачем тогда ты рассказала мне это? Обещаю, я буду молчать обо всем, но почему ты хотела, чтобы я это знал?

— Потому что я в долгу пред тобой за спасенье Гавейна. Если б ты не помог ему, он, возможно, сам попытался взобраться бы на утес и разбился бы насмерть. Мне было любопытно поглядеть на тебя, и потому я послала за тобой под этим предлогом. Возможно, лучше бы было оставить тебя в неведении, оставить жить жизнью твоих приемных родителей. Они никогда не посмели б заговорить. Но после того, что случилось вчера… — Милый жест, почти словно себе самой в осужденье пожатье плечами. — Найдется немного женщин, пожелавших воспитывать бастарда своего супруга, но я и моя семья в долгу пред тобой, а я привыкла возвращать свои долги. И теперь, когда я увидела тебя и поговорила с тобой, я решила, как отплатить тебе.

Мальчик промолчал. Он словно перестал дышать. Из дальнего угла покоя доносились струнные переборы и приглушенные голоса придворных дам.

— Тебе десять лет, — изрекла королева Моргауза. — Ты здоровый и рослый мальчик, и я думаю, ты мог бы быть мне полезен. Немного есть на островах людей, в чьих жилах течет подходящая кровь и кто выказывает задатки настоящего вождя. В тебе я, кажется, вижу и то, и другое. Пора тебе оставить дом приемных родителей и занять свое место подле остальных принцев. Ну, что ты на это скажешь?

— Я… я сделаю так, как ты пожелаешь, госпожа, — пробормотал, заикаясь, мальчик.