День гнева

У воевод Заволочья нашлись осведомители. Когда Коссонский с сыновьями пытался поджечь одну из башен, в то время как казаки сидели в боевой готовности за оврагом, его схватили. Утром тела Коссонских были выставлены на кольях. Воеводы гасили «израду», покуда она не заискрилась в тёмных крестьянских душах...

В рассветной полутьме литовцы вновь попытались форсировать Усвячу. Пушкари и затинщики[59] в крепости давно пристреляли броды. Железные орехи булькали в воде, и вдруг один ударил хлёстко, с треском переломившейся сосновой ветки. Лошадь сунула морду в воду, по руслу заструилась алая лента, разматываясь до самой зарумяненной косы. Всадник задёргал ногу, полез за стременем, лошадь утягивала в омут. Он всё же справился, выгреб на мелководье, замахал в сторону крепости кулаком. Другая пуля ударила его в лицо. «Супротив железа не махайся», — спокойно произнёс сосед Неупокоя. Арсений отвернулся, привычную рассветную тоску пронизала ледяная спица. Небо над Усвячем набухло красным.

Крепостной холм защищался рекою с юга, а с запада и востока — двумя озёрами. Обход по заболоченному лесу с севера занял бы день-другой. А король ждал, когда литовцы либо захватят крепость, либо уймут свой гонор в склоках с поляками. Радзивилл вызвал казачьего старшину.

Тот неторопко оседлал коня, в три маха одолел переправу и помчался к воротам крепости. Русские не стреляли.

Вернулся довольный, будто в кошеле его не последние шеленги звякали, а ключи от городских ворот. В отличие от первого посланца, ему дали испить, и не одной воды. Воеводы передали: им перед паном Радзивиллом не устоять, но верность государю требует хотя бы «померить силы».

Христофор бешено махнул рукавицей, литовцы толпой полезли в воду. «Ты им казав, што истреблю?» — «Казав! Та им няловко...» Кони визжали, заглушая выстрелы, всадники и пехотинцы воплями бодрили их и себя. Похмельный старшина румяно улыбался, и такое же круглощёкое, с бритой оранжевой макушкой солнце вылезало из-за озера.

Охотники вопили не по делу. Из крепости стреляли дружно, но не метко. Задели одну кобылу. Жгли порох, чтобы не достался врагу. Даже когда промокшие литовцы, в отяжелевших штанах и сапогах, нелепо сгрудились на склоне, из башни били не по ним, а по опустевшей переправе. Мы вас милуем, впустую грохотали пищали; помилуйте и вы нас...

Пришлось пехоте браться за кормилицу-лопату. Неупокой копал с товарищами, собранными с бору по сосенке, без различия сословий. Руководил Юрий Соколинский, грунтовый розмысел, знаток земных пластов и подземных вод. Начали борзо — чем глубже в землю, тем безопаснее от пуль. Самые крепкие рыхлили кирками, сдирали дёрн, Неупокой стоял на подбороке, заравнивал дно и стенки, следил, чтобы траншея не сужалась. Глубина — полтора роста. Когда траншея вышла на выпуклость, кирки забили глуше, реже. Пули ложились слишком близко. В левом забое вскрылись залежи костей, по заключению охотников — лосиных и медвежьих, да ещё клык слоновий. Встречались диковинные камни, с дырками, похожие на молотки. Соколинский видел такие не впервые, объяснял: до потопа здесь жили великаны, камнями убивавшие зверей, и сами звери были крупнее и страшнее, как всё в древности... Обедать вернулись в лагерь.

После обеда, по православному обычаю, закемарили и литовцы, и стрельцы на башнях. Сон оборвали визги рожков в лесу, в тылу, откуда не ожидали нападения. Мигом расхватали топоры и самопалы. Из леса, не нарушая строя, вышли полторы роты венгерской пехоты. Черноволосые и наглоглазые мордовороты в трауре.

Король прислал их на помощь Радзивиллам — копать! Так выразил монаршее нетерпение. Венгры под пули не торопились, запалили костры. В котлах, делились любопытные, варилось у них что-то непонятное, жгучее, из сарацинского пшена[60], дичины, лука. Венгерский капитан, перемолвившись с Соколинским о грунтах, не пошёл представляться Радзивиллам, а Христофор не пригласил его на чарку с дороги.

Венгры ушли в траншеи по темноте. Литовцы предпочитали выспаться перед приступом. Возможно, придётся ладить лестницы. Пан Христофор ещё не решил, «яким способом захапиць крэпасць». Зависело от того, как близко подберутся землекопы. Но если завтра её не взять, к венграм прибавятся поляки и опозорят литовцев окончательно.