День гнева

И.Д. Как выразился Витольд Германович, вы развяжете себе руки… А освободившейся веревкой свяжете руки мне. Вы поймите, Александр Иванович, помимо аспекта почти криминального – расследования и поиска существуют иные аспекты этого дела, в которых мне необходимо действовать, имея как можно наиболее точную и всеобъемлющую информацию. Вы обезоруживаете меня.

В.Г. Не надо нервничать, Игорь Дмитриевич. Насколько я понимаю, сведения, которые будут поступать от Александра Ивановича каждые пять дней, освободятся от текущей мелочевки, станут более обобщающими и берущими факты в перспективе. Такое скорее поможет, чем помешает вам.

А.И. Абсолютно правильно.

И.Д. Абсолютно. Ишь как вы! А я все в поисках абсолюта.

А.И. Господи, как вы все похожи, московские интеллигентные говоруны!

В.Г. Не забывайтесь, Александр Иванович: вы разговариваете с работодателем!

А.И. А работодателю нравится, когда его называют московским интеллигентным говоруном. Всем московским это нравится. Я прав?

И.Д. Правы, правы!

А.И. Абсолютно?

И.Д. Абсолютно!

В.Г. Как я понимаю, вы пришли к соглашению по поводу Смирновской автономии.

27

В большом, обшитом светлым деревом кабинете человек в хорошем английском пиджаке встал из-за обширного письменного стола, выключил магнитофон, стоявший на маленьком столике, и спросил у собеседника, свободно развалившегося в кожаном кресле:

– Ну и что тебе дало вторичное прослушивание?

Собеседник был молодцом. Худой, подобранный, порывистый. Он в молодежной униформе (кроссовки, джинсы, куртка) казался молодым человеком. Лишь избыток свободно висящей кожи под подбородком и на шее, легкомысленно открытой воротом тонкой шерстяной маечки-фуфаечки, резко менял картинку первого впечатления: не мальчиком был плейбой и даже не молодым человеком.

– Ничего, – ответствовал плейбой. – Мне просто доставляет удовольствие слушать как четко работают два профессионала, придавая работе вид развеселой беседы.

– Витольд – молодец, – согласился человек за столом.

– Все-таки наша школа – хорошая школа. Но и Смирнов неплох, Женя.

– Неплох, – согласился Женя. – Но все же с двумя убийствами прокололся. Это ему боком выйдет.

– Ему ли, Женя?

– В любом случае ему.

– Ты как всегда прав, – плейбой одним юношеским рывком прекратил сидение в кресле и изрядно прошагав, подошел к окну.

Внизу была слабо освещенная площадь. Непристойный, как мужской половой орган, торчал посреди нее цилиндр постамента, на котором никого не было.

Подошел Женя в английском пиджаке и стал рядом.

– На член похоже, – грустно сказал плейбой Дима, глядя на то, что осталось от вождя их племени.

– Не член… Орган, – поправил англичанин Женя. – Он – орган, а все мы в этой конторе – органы.

– Компетентные, – добавил плейбой. – Компетентные органы. Звучит приличнее.

– Пустыня. Мертвый город, – помолчав, обобщающе определил наблюдаемое в окно англичанин.

– Красная пустыня, – вспомнив Антониони, решил плейбой.

– Теперь трехцветная, – поправил англичанин. Помолчали.

– Гляди ты, славянин! – вдруг несказанно удивился плейбой.

Возникнув из-за угла, игрушечная человеческая фигурка проследовала мимо двух полукруглых дырок входа в метро и, не желая пользоваться подземным переходом, направилась в сторону их здания прямо через площадь. Шел человек уверенно и не торопясь.

– О чем он думает, Дима? – спросил англичанин.

– Черт его знает!

– А ведь одна из наших обязанностей – знать о чем он думает.

– Была… Была такая обязанность, а теперь нету.

– Ой, не торопись, ой не торопись! – англичанин отвернулся от окна и направился к своему столу. Плейбой последовал за ним.

– Я знаю о чем он думал, – сказал плейбой, поудобнее устраиваясь в мягком кресле. – Глядя на наши освещенные окна, человечек, пересекая площадь думал: "А о чем думают вон там, за этими окнами?"

– Очень может быть, – англичанин энергично, ладонями, растер вялое свое ночное лицо и спросил: – Ну и как?

– Жаль, конечно, но у нас нет другого выхода, Женя.

– Я понимаю, понимаю…

– Ты считал, что уже давно распорядился. Смотри, не опоздай.

– Не опоздаю, – и еще раз повторил: – Не опоздаю.

28

Этот англичанин звался Коляшей. Вернее наоборот: Коляша звался Англичанином. Кличка у него была такая. Смирнов внимательно оглядел его, стройного, в безукоризненном двубортном костюме, и полюбопытствовал размышляюще:

– Все забываю спросить тебя, Коляша: откуда у тебя кликуха такая нестандартная – Англичанин?

Не обижался Коляша, не мог обидеться на старика. Улыбнулся на все тридцать два, откинулся на спинку вертящегося хромированного кресла – чуда оргтехники – и легко поведал:

– В отрочестве мне очень нравилось слово "джентльмен", я всех своих приятелей джентльменами называл. "Джентльмены, говорю, пора покровским рыла чистить!" И мои джентльмены чистят.

Они – джентльмены, а я, в ответ, – англичанин. Так и прилипло.

– Понятно, понятно, – рассеянно выразил свое удовлетворение успокоенный Смирнов. Продолжая рассматривать теперь не Англичанина, а щегольскую обстановку детективного агентства "Блек бокс", он между прочим напомнил: – Ты мне должен пятерых пареньков добыть, Англичанин.