День гнева

— Информократия не просто моя власть, — так же хладно оппонирует Аурэлян. — При ней информация основной источник власти — она наделяет потоками распорядительных полномочий в соответствии с количеством всяческих данных и умением ими распорядиться. И, следовательно, тоталитарная власть тех, кто владеет информацией, кто наиболее просвещён в методах и комплексного использования, полное подчинение им во всех идейных аспектах, и будет Информократией. То есть это светлое правление умнейших и достойных людей.

— Это тирания, — прорычал Аурон. — Тирания лжецов и преступников, захвативших информационные потоки и губящих людей во имя безумия, — пистолет «Крестоносца» устремился в сторону Апостола.

— Ваш Рейх являет собой жуткое зрелище тоталитарного деспотизма одной личности и религии в целом, — хладно парирует Аурэлян. — Вы несёте за собой только сумрак новой ночи и не можете понять, что вы глашатаи новейшего средневековья.

Маритон смотрит на практически иссохшее тело, на полутруп и готовиться дать выстрел, но что-то в душе его останавливает. Не каждый день выдаётся шанс одним выстрелом прикончить целую державу, непоколебимо стоявшую против всякой угрозы. Сомнения предательской рукой оттягивают палец от крючка, но воля его снова заставляет

— Ты не выстоишь против Империи, — взывает Аурон к владыке. — отведи войска, сдайся на милость Канцлеру и пощади свой народ.

— Даже сейчас, на пределе возможностей, когда мои братья по Апостолис Директорис мертвы, я продолжаю управлять могущественными военными, экономическими и социальными системами, направляя их на войну, — металлический голос позволил пробиться человеческой усталости. — Это не я… это вы проиграли, и ваш Рейх сломает зубы о наши совершенные структуры власти.

— Ты позволишь умереть собственному народу?

— Я пожертвую хоть всеми програманнами, чтобы доказать силу Макшины и могущество идей Информократии. Их кровь это чернила для великой книги власти информации и славных строк о моём правлении. Кости падших людей станут для меня перьями для письма, а их кожа будет материалом для обложки той книги.

— Ты не просвещённый Апостол! — закричал ослеплённый неистовством Аурон, и его гневную речь разнесло эхом по всему амфитеатру. — Ты убогое существо, готовое опрокинуть мир ради безумия!

— А ты жестокий убийца, проливавший кровь целых городов, развращённый сотнями борделей, сотворивший такие злодеяния, что мои палачи рядом не стояли. Я нашёл тут статью о тебе и как ты, ещё наёмником у банды «Кровавые Тени» заставил мужчин отдавать долги местному князьку органами, а женщин загнал работать в сферу интимных утех.

— Заткнись, червяк! — Ответил криком Аурон и приготовился стрелять. — Я отправлю тебя на суд Божий!

Откуда-то сзади раздался хлопок и орудие, спрятанное как раз для таких случаев, ведомое силой воли Апостола, выдало сгусток плазмы с такой силой, что она прожгла грудь «Крестоносца» и отбросила его вперёд, к выступу, откуда виден весь город как на ладони. Оружие насквозь пробило доспех, прорезав металл, как горячий нож масло и прошло в сантиметрах от сердца, задев горячим огнём ряд важных органов.

— А теперь ты, — холодно обратился Апостол.

Маритон его не услышал, ибо всё внимание он направил на командира, который ворочается и отхаркивает кровь, не в силах подняться на две ноги. Жизнь стала медленно покидать могучего воина, а чернокрылый ангел смерти уже ринулся к нему, отсчитывая последние минуты существования.

— Да-да, ты Маритон УК-115, — обращая внимание к себе, вновь обращается существо.

Из тени сокрытого во тьме пространства показались два ствола, угрожающе уставленные на Маритона. Из-за трона донёсся машинный лязг и два десятка механических существ, сверкающих глянцевой синей расцветкой на стальных корпусах, стали выстраиваться в ряд, обратив чёрные стволы автоматов на врага.

— Тебе не выстоять Маритон против моих стражей… ты один. Выбирай — бесславная смерть имперца или славная жизнь моим слугой?

Досада, обида возымели силу в Маритоне. Вот она цель — перед ним, но любое неверное движение и его прихлопнут как муху. Он настолько близко стоит перед исполнением долга, и в тоже время невообразимо далеко. Он не может даже поднять автомата на архиврага, не может собственноручно покончить с ненавистным противником, отчего в душе гнездится гнев бессилия. Это конец.

Но как только мощные пушки, сокрытые в тенях нацелились на Маритона, с входа показались две фигуры. Их предтечами стал звук стальных подошв, и только стоило проступить их телам, окованным в металл, Маритон увидел, что они несут в руках тяжёлые пузатые ружья, а глаза сокрыты под шлемами и полыхающие нагретым углём датчиками.

— Как вы тут оказались? — спрашивает Маритон, хотя сам вспоминает, что они из одной группы, которых было рассеяно по дворцу тьма.