День гнева. Новая сигнальная [сборник Литрес]

– Так или иначе, стали мы с ним раздумывать. Ему переходить из физиков-теоретиков в закройщики вроде бы позорно. Что родственники скажут, друзья? Да и в среде портных тоже будет выглядеть белой вороной. В то же время меня в научно-исследовательский институт никто без диплома не возьмет, будь я даже Фарадей по способностям. В конечном счете решили махнуться мозгами. Он мне о себе все порассказал, я ему свою жизнь обрисовал. И на операционный стол. В электронике у меня отлично пошло: патентов десятки, доктора скоро присвоили. Потом только вот эта история со второй головой. А Сетера Кисч в облике Пмоиса, в бывшем моем, выдвинулся как портной. Премии на Парижском конкурсе, в Сиднее золотая медаль. Собственное дело.

Лех кивнул:

– Ну как же! На мне вот брюки-пмойки.

Он тоже встал и в волнении прошелся по комнате.

– Слушай, раз уж на честность, я тоже не Лех.

– Серьезно? А кто?

– Скрунт. Муж Лин Лякомб… Но тут другая история. Вопрос чувства, понимаешь. Лех, то есть я… то есть нет, правильно, он… Одним словом, Лех был жутко влюблен в Лякомб, в мою Лин Лякомб. А меня, то есть Скрунта, она чуть до инфаркта не довела. Помнишь, какая была взбалмошная? Все хотела меня усовершенствовать, просто измордовала. То давай за стрелковый спорт принимайся, то рисовать, то изучай химию. И хотя я сначала был очень увлечен, позже замучился и понял, что скоро откидывать копыта. Но при этом знал, что для нее-то развод был бы страшным ударом. А тут подворачивается Лех, который глаз с нее не сводит. Однажды мы с ним уединились, слово за слово. Он и не раздумывал, весь сразу запылал, как только понял. Разговаривали в оранжерее, он как схватится за пальму-бамбасу, с корнем выворотил. Но была небольшая сложность: у Леха-то за душой ничего. Договорились, что, как только он станет Скрунтом, мною, сразу переведет на бывшего себя восемьдесят процентов состояния.

– И что же? – спросил хозяин, который слушал с чрезвычайным вниманием. – Он тебя обманул и поэтому ты теперь так скромно живешь?

– Ничего похожего. Лех порядочный человек. Просто когда я из Скрунта стал Лехом, даже с теми деньгами у меня ничего не вышло. Успех-то ведь не столько в капитале, сколько в связях.

– Инте-рес-но. – Тот, который прежде называл себя Сетерой Кисчем, прогулялся по широкому ковру среди комнаты. Потом стал, глядя в глаза приезжему. – Скажи, а ты в самом деле Скрунт? Все без обмана рассказываешь, до конца?

– А что? – Гость покраснел.

– То, что, когда Пмоис менялся с Сетерой Кисчем, он сам был уже поменянный. Обменявшийся со Скрунтом… Твоего Леха врачи наверняка предупреждали, что у Скрунта это уж не первая операция.

– Да, верно. – Приезжий опустился на табурет. – Но вот узнать бы, где в это время был первоначальный Скрунт. Мы бы во всем разобрались.

– В бывшем Пмоисе. Если не дальше!

– Проклятье! – Гость взялся за голову. – Ото всего этого тронуться можно. Уже вообще ничего не понимаю. Тогда кто же я, в конце концов?

– Кто его знает.

– А ты?

– Сейчас выясним. Тут все зависит от времени. Если Пмоис в действительности…

– Подожди! – Тот, который называл себя Лехом, уставился в потолок. – Надо идти не отсюда. По-настоящему, изначально я был Сетерой Кисчем, если уж совсем искренне. Это мое первобытное положение. Так что ты про меня рассказывал: швейная мастерская, иголки-нитки. Потом мое сознание переехало в тело Пмоиса…

– Ты эти тела пока не путай – кто в чьем теле. А то мы вообще не разберемся. Говори о мозгах.

– Ну вот я и говорю. Значит, я, Сетера Кисч, сделался Скрунтом, который, будучи уже поменянным, переехал в тебя… Нет, не так.

– Я тебе сказал – двигайся по мозговой линии, не по тельной. Тельная нас только собьет. Даже вообще не надо никуда двигаться. Мозг-то в тебе Сетеры Кисча, да? Ты ведь Кисчем начинал жить?

– Еще бы! – Тот, который приехал в качестве Леха, пожал плечами. – В этом я никогда не сомневался.

– Превосходно. Так вот…

– Если уж всю правду, это тоже была цель моей поездки – узнать, за кем мое бывшее тело. А то пишет письма Сетера Кисч, мы с женой читаем и думаем: кто же он?

– Так вот, – повторил хозяин, – в твоем бывшем теле Лех.

– Ловко! Выходит, что ты – это я? В смысле тела.

– А я – это ты. Между прочим, и я переписку начал, чтобы установить, что за тип окопался в прежнем мне. Ну как тебе в моем теле, не жмет?

– Ничего, спасибо. Обжился. – Приезжий задумался, покачал головой. – Господи боже мой, до чего докатились! Не знаешь уже, кто ты есть в действительности. Я ведь раз пять перебирался – в Пмоиса, в Скрунта, в тебя, когда ты из себя уже выехал, еще были обмены. Всегда привыкать заново, перестраиваться, людей кругом обманывать. Все ищешь, в ком бы получше. Прыгаем сдуру, как блохи, ничего святого не осталось, заветного, человеческого… Ну теперь-то с меня хватит. Из твоего тела ни ногой.

Помолчали. Сквозь стены донесся низкий отдаленный гул. Подвешенная к потолку трапеция качнулась.

– Рвут где-то, – сказал хозяин. – Расширяют подземную территорию. Тут у них договор с городом – внизу можно распространяться, а наверх чтобы не показывались.

Гость поднял глаза к потолку: