День гнева (сборник)

– Вот вы говорите взорвать. – Девушка вернулась к начатому разговору. – Это ведь даже опасно. Куда пойдет огромное количество энергии, если ее не потребит дорога? Тут взорвали, а в мегаполисе выход из строя каких-нибудь агрегатов или что-то совсем неожиданное вроде валютного кризиса. Один мой приятель считает: технологию вообще уже нельзя трогать – у нее, мол, свои экологические цепи и циклы.

– Мораль, – сказал Кисч, – в том, что технологию можно развивать только до той степени, пока она поддается контролю. Не дальше.

– Факт… Или взять положение специалистов. Большинство работает, представления не имея, чем они, в конце концов, заняты. Человека принимают в фирму и знакомят с непосредственными обязанностями. А объяснять, зачем он будет делать то или иное, слишком долго или вообще нельзя из-за секретности. Мура, одним словом. Как-то это все должно кончиться, потому что каждому опротивело.

Назад и вперед туннель эскалатора сходился в точку. Они ехали уже минут десять, ощущение подъема прекратилось, как только внизу исчез зал. Лишь прикоснувшись к стене, можно было убедиться, что рокочущая лестница не стоит на месте. Да еще по легкому вздрагиванию ступенек.

– В желудке ужасно гложет, – сказала девушка. – В ресторанчик бы сейчас. – Она посмотрела на Кисча. – Да, между прочим, пора бы нам познакомиться. Меня зовут Ниоль.

– Я знаю. – Кисч почему-то покраснел. – Ваш приятель так к вам обращался… То есть это ваше имя. А я Лех… Вернее, Сетера Кисч.

– Как?.. Сетера ведь…

– Если по-настоящему. Видите ли, дело в том…

– У вас с ним был обмен, да? А родились Сетерой Кисчем именно вы?

– Ага… Впрочем, даже лучше, если вы будете звать меня Лехом. Больше привык.

– Лех так Лех. Очень приятно. Знаете, когда я вас первый раз увидела, вы мне почему-то напомнили Хагенауэра.

– Какого Хагенауэра?

– У Моцартов был друг. Добрый, скромный. Все время им давал в долг деньги. Они никогда не возвращали, а он опять. Это я недавно прочла роман о жизни Вольфганга Моцарта. У меня в голове постоянно мелодия из Тридцать восьмой. Помните?

Диковато прозвучало имя Моцарта в этой обстановке.

– Вы, наверное, не способны долго сердиться? – спросила девушка.

– Пожалуй… А по-вашему, это плохое качество?

– Наоборот, замечательное! Я, впрочем, тоже. Обозлишься на кого-нибудь, а потом думаешь: «Черт с ним!»

Наверху показался наконец потолок верхнего вестибюля. Лех и Ниоль встали. Устье туннеля ширилось, приближаясь. Ступеньки сглаживались, лестница с урчанием уходила в гребешок приемника.

Двое сделали несколько шагов в большом круглом зале, отделанном под красный мрамор. Осмотрелись.

Из зала не было выхода.

Дверей на противоположной стороне не было, там зал оканчивался стеной желтоватой породы.

Ловушка. Продолжение кошмара.

Девушка нахмурилась:

– Неудачно. – Обернувшись, она посмотрела на бегущую в туннеле лестницу. – Похоже, что спуститься будет нелегко.

И действительно, теперь механика эскалатора выступала против них. Они поднялись, воспользовавшись ею, но спускаться пришлось бы, преодолевая ее бездушную силу. По-сумасшедшему нестись против хода ступенек, зная, что малейшая задержка, несколько секунд отдыха отберут все, что завоевано.

Не стеной, не решеткой, а встречным движением их заперло в мраморном зале, и его мрачный цвет как раз сулил теперь беду, гибель.

На миг у Леха в глазах мелькнуло видение запыленных коридоров, путаница труб. Только не обратно!.. Кроме того, он ведь сам разрушил там всю систему освещения.

– Ни за что! – Бросился туда, где косо поднималась от пола желтая порода, нагнулся.

– Слушайте! Это же песок! Он сухой и легкий. Надо копать. Наверняка тут рядом двери, выход.

Полез наверх, с каждым движением обрушивая маленькие лавины. Под верхним слоем песка там было влажно. Лех принялся отбрасывать песок руками. Через минуту стала обнажаться стена, затем показался край притолоки. Лех рыл с ожесточением собаки, считающей, что именно в этом месте она вчера спрятала кость. Наверху образовалась дырка. Пахнуло свежестью. Отверстие ширилось. Хлынул поток дневного света.

– Сюда! Скорее!

Помогая друг другу, двое выбрались из-под притолоки и оказались на дне песчаного кратера. А над ними вечереющее, но еще светлое, беспредельно глубокое небо.

– Вперед! Да здравствует! – Ниоль обняла Леха, затем, раскинув руки, упала на спину и тут же скатилась метров на двадцать вниз, обратно в мрачный зал.

Через пять минут они выбрались на обрез кратера. Покуда хватало глаз, перед ними простирались груды щебенки, канавы, поваленные краны, завалы бетонных плит, торчащие из земли трубы – первобытный хаос строительства. Все это уходило к горизонту, и на всем пространстве не было заметно ни кустика, ни деревца, ни единого живого существа.

– Величественно, – сказала Ниоль.

Лех повернул голову и даже отступил от удивления, чуть не обрушившись в кратер. Всего лишь метрах в ста от них тонкую синеву неба косо прорезала высоченная башня, подпертая сбоку кружевом лесов. Та, что он еще рано утром видел с дороги.

Все окна здания светились электрическим светом.