День Гнева (СИ)

Всё волнение и дрожь от предвкушения встречи с самим ставленником Апостолов, рвущийся наружу танец безумия, не позволили удивлению возобладать. А поражаться тут было чему, ибо за дверью не кабинет, а самые настоящие хоромы. Белый шикарный пол, выложенный из плит керамогранита, с серебряным напылением, отчего в него можно смотреться как в зеркало. По левую руку от входа стоит гряда сидений, которые сильно похожи на троны — вытянутые, вырезанные из редкого в этих краях дерева, а спинка и место для сидения обиты шёлковыми ультрамариновыми тканями. И вся гряда роскошной мебели тянется на долгие сто пятьдесят метров, укрытая гобеленами и полотнищами, на которых изображены фигуры апостолов и их свершений.

По левую руку прозрачные окна, на всю стену, что высотой в десять метров, окна через которую отлично просматривается город и те далёкие дали, простирающитеся за ними.

А в самом конце трёхступенчатое трёхметровое возвышение из базальта, резко контрастирующее с белым антуражем, на вершине которого, средь широких и огромных мониторов и системных блоков суперкомпьютеров расположился на высоком троне, практически не отличимом от этого сидит он и столы с механическими устройствами расступаются перед ним, создавая единую линию между троном и центральной лестницей.

Человек с перекошенным от шрамов лицом и монохромной белой одежде — пальто, рубашка, сапоги и штаны, чуть подался вперёд, не отвлекаясь от управления военной машиной Информократии. Его седой волос на левой стороне чуть колышется от ветерка вентиляторов, левая сторона лишена всякой растительности, сменившись на блеск металлической пластины.

— Вот я до тебя и добрался, поскуда! — яро кричит Маритон.

Человек чуть приподнимается и его зелёное око на левой стороне лица утрачивает сияние, превращаясь в слабо полыхающий огонёк.

— Ты кто такой? — заговорил мужчина безжизненным, сухим как лёд голосом, смешанным с механическим звучанием его гортанных приборов. — Имперский слуга Канцлера? Это не важно, ибо на конечном результате это никак не скажется — вы все падёте.

— Скажи, — голос Маритона дрожит от переполняющего его вихря эмоций. — Кто ты?

— Я Легат из «Апостолис Директорис», — спокойно отвечает «человек». — Я их правая рука.

Мужчина, медленно подходя к трону, и сокращая метр за метром пространства, срывает маску противогаза с себя, отбрасывая её в сторону ряда тронов и сбрасывает капюшон, позволяя себя получше разглядеть. Легат подался ещё сильнее вперёд и подверг анализу изображение лица — шрамы, волосы, перекошенные губы и неживой глаз, собранный по старым технологиям, а в другом оке горит яркая злоба.

— Ты… ты…, - в голосе Легата мужчина услышал нотки человеческого удивления, словно ставленник Апостолов живой, а не биомеханизм и душа есть, а не системно-социальные директивы.

— Да! — громогласно заявил о себе парень, разостлав в разные стороны руки. — Я Маритон из Варси.

— Ты…

— Я тот, кого ты, ублюдок, кого ты лишил единственного смысла в жизни, за это ты и поплатишься. Я тот, кто избавит этот мир от такой опухоли, как ты, сволочь. Я тот, кто пришёл мстить!

— Ты должен быть мёртв, — всё не может поверить в действительность Легат. — Тебя должен был накрыть авиаудар. Я… я… не понимаю, как такое возможно. — Голос «правой руки» Апостолов стал вновь холодеть.

— Но я выжил, как ты видишь.

Легат взял паузу, чуть примолкнув. Он явно не ожидал такого возвращения, и не готов ко встречи с призраками прошлого, но всё же статус «право руки» «королей» Информократии и её режима взывают к быстрому ответу на проблему. Сухие и изуродованные шрамами губы Легата разверзлись, неся стальной холодок безжизненного языка:

— И ты пришёл сюда, чтобы сокрушить тот идеальный мир, который мы построили, чтобы сослужить верную службу своим хозяевам? Ты стремишься принести «новый порядок», считая его гуманным и человечным, не понимая, что стоишь на стороне сил разрушения. Ты пришёл взять плату за свои страдания, не осознавая, что они камень фундамента нашей совершенной системы. Твои действия приведут к краху филигранной пирамиды социального сообщества, построенного на справедливости и царстве умнейших и достойнейших людей? Ты пришёл крушить ненавистное тебе общество, не понимая, что твои действия приведут к всеобщей социальной энтропии.

В словах Легата Маритон нашёл только верную приверженность Информократии и полное срастание с её идеалами, вытеснившими всё человеческое.

— Хах, — усмехнулся Маритон. — Если такое общество, кричащие о справедливости и «власти достойных», уничтожает и выживает слабых, если оно выжигает из души само человечность, подменяя его сладкой похотью, то такому обществу лучше быть сокрушённым, ибо оно не достойно существования! — кричит мужчина, пытаясь оспорить слово Легата, и тут же переходит к тихой речи. — Да и не рушить я пришёл…

— А зачем?