— Маритон, — мягким, услащающим слух голосом заговорила голограмма девушки, принявшая неестественно реалистичные черты, вставшая напротив возможного полёта снаряда. — Давай будем вместе, прошу тебя. Одно слово и мы будем счастливы… вдвоём.
— Тебя дурманят! — сквозь хрип кричит Аурон, прикованный болью и весом брони к медному полу. — Убей его. Мёртвых ты не вернёшь, а живых спасёшь, Маритон!
Мужчина стоит растерянный, а его дух метается из стороны в сторону. С одной стороны счастливая жизнь с единственной любовью на краю мироздания. Но на другой тысячи жизней, над которыми навис рок быть уничтоженными. Настоящая гражданская война разбушевалась в душе одного человека, чей выбор определит будущее. Палец несколько раз соскальзывал с крючка и возвращался обратно. Что для него Рейх? Не более чем инструмент мести, а тут предлагают возместить всю боль бесчисленными днями счастья и любви. Но та ли эта любовь? От предложения несёт фальшью, и именно эта власть лишила его возможности любить и расправилась с Анной, почему они будет это возмещать? Ещё тысячи подобных историй случаться, если патроны останутся в магазине, но и их полёт станет концом самой надежды на счастливое будущее…. И парень решился:
— Мне сегодня уже предлагали, предлагали любовь и вершить судьбу войны, но я не Всевышний — устало шевелит губами Маритон, и внезапно переходя на громкий возглас. — Но я завершу этот День Гнева!
Дуло озарилось ярким свечением, озарившим окончание ствола, и ревущие патроны короткой очередью вылетели из стволины, рассекая голограмму в области груди. Апостол не успел отреагировать. Первый заряд обратил в кровавые ошмётки вместилище безумного интеллекта, разорвав голову как гнилой арбуз, разметав кость и металл в стороны. Второй патрон уничтожил каменное сердце твари, оставив от него кучу проводков и сгнившей плоти. И третий снаряд заляпал ошмётками серой кожи компьютеры, лишив туловища последнего Апостола. Управление Информократии в эту секунду должно было рухнуть, лишиться «божественной» поддержки. Можно только надеется на это, но вопросы войны перестали быть важными для Маритона.
Силуэт девушки пропал, рассеялся как морок. Автомат с лязгом рухнул на медный пол и парень, освободившись от непосильной ноши, пошёл вперёд, в сторону «Крестоносца». Тело командира лежит неподвижно, а голова освобождена от шлема и лицо необычайно спокойно, проявляя смиренность души перед грядущим забвением. Грудь зияет дырой, из которой идёт пар, ставшей причиной по которой ангел смерти сорвался с небес за очередной душой.
Перед его взором открылось прекрасное вечернее небо, без солнца, но покрытое серебряными звёздами, будто кто-то на тёмно-фиолетовое полотно просыпал яркие отполированные бриллианты. Ночной холодок подступает мягким шагом, лаская кожу порывами эфемерного ветра, там, где одежды отступили под напоров войны, но на такой высоте воздушнее порывы становятся жгучими и малоприятными, однако усталое и немое тело их воспринимает как успевающее дуновение Божьего ветра. Вся одежда изорвана в клочья, вместе с пришедшим в негодность бронежилетом, который так же с грохотом падает на пол, с гулом разнося момент падения.
— Вот и ты, — шепчет Аурон, перевернувшийся на спину. — Тяжело тебе пришлось… тяжело.
Маритон, несмотря на напористый ветер, местами покалывающий кожу, не ощущает его и стоя на двух ногах устремляет взгляд вниз. Отсюда всё кажется таким маленьким, незначительным. Где-то засверкала вспышка, где-то взрыв, но уставший, лишённый сил ум отказывается это считать значимым. Неожиданно ноги всё же подкашиваются от навалившейся боли, и скорби и Маритон падает на медный пол. Боли нет, она уже не чувствуется, став чем-то отдалённым и незначительным.
— Мы победили? — вопрошает Аурон. — Он мёртв?
— Да, — устало отвечает Маритон и пытается хотя бы сесть, опершись на костюм «Крестоносца» и единственное, что позволили ему остатки сил, это закинуть голову на металлическое покрытие руки. — Я убил его. Больше нет Апостолов… мы победили.
— А ведь он предлагал тебе…
— Я знаю, — говорить в голос сил нет, поэтому с губ двух воинов спадает только шёпот. — Знаю… но то ложь, фальшь. Ты прав… прошлое не вернуть. А я… Бог даст, увидимся с ней. Голограммы и фальшивые обещания не дадут желаемого.
— Аурон, ты слышишь меня? — устало вопрошает Маритон и, не дождавшись ответа, продолжает говорить, машинально шевеля губами. — Сегодня я увидел благородного воина, который искупил все свои грехи, расплатившись своей жизнью ради надежды для миллионов людей.
— Я тоже горд, Маритон, что сражался с тобой бок о бок. Тебе пришлось сделать… кхе-кхе, — сплюнул кровь Аурон. — Тяжёлый выбор. Это достойно уважения… да прости меня Господь… за всё.