День Гнева (СИ)

Благородный лик Аурона сильно изменился. Восхищение собственным величием и чувство радости от возложенной власти тут же пропали, сменившись на нечто тёмное и мрачное, как будто душа слуги императора ступила в тень и обволоклась в неё. Аурон помрачнел и поник лицом, о чём символизирует утрата величественности. Спина чуть-чуть сгорбилась и пригнулась, как будто на неё вскинули мешок, а серебряный блеск серебра сменился на тусклый свет начищенного железа. Конвунгар приметил изменения, произошедшие в союзнике. Зоркий восточный глаз видит, как его соратник быстро меняется — с него спадают лавры правителя, словно бы меняясь на доспехи воина.

— Да, — тяжело начинает Аурон и его слова как печати, отлитые из чугуна. — Я знал, что мы выступим против этой нечисти… знал, что мудрейший Император отдаст приказ нам идти войной на тот проклятый край.

— Что-то не так, господин? — вкрадчиво поинтересовался равный по статусу полководец.

— В любой другой день до взятия Этронто я бы сказал, что мы с готовностью выполним этот приказ. Но, Конвунгар, мне нечего отправлять. После войны с ордами коммунистов северного Этронто. — Аурон чуть остановился, отвлекшись на окно, как будто там было что-то важное. — У меня осталось две тысячи солдат. Я бы мог ещё выставить против слаборазвитого государства, но это…

— Вы понимаете, что отказ от участия будет расцениваться как предательство? — Пытается надавить Конвунгар, — вы же знаете, что ожидает любого предателя? И вы не посмеете пойти против мудрости Его?

От вида благородства, явно напущенного, не осталось на лице и следа. Все черты помрачнели, и отяжелели, как будто налились свинцом и сухие губы разверзлись, неся недобрый ответ:

— Смерть. Я знаю, Конвунгар. И я не отказываюсь от наступления на Информакратию, только не сейчас. Если мы выступим в течение двух недель, то можем потерять полк. О сроках великий Канцлер что-нибудь сказал?

— Да, господин, я помню, что он сказал. Его приказ таков — «Пусть Аурон Лефорт начинает наступление не позднее двух дней с момента получения приказа с соблюдением всех поставленных целей и задач». — Восточный чуткий глаз увидел всю фантасмагорию мрака и тяжести на лице офицера, которому вверена тяжёлая миссия и решается его немного подбодрить. — Но вы ведь будите не один, господин. С вами в бой пойдут и мои воины Орды.

— Как интересно вы называете свою армию, — незаметная усмешка коснулась губ Аурона. — Орда. Скажите, сколько у вас человек под командованием?

— Шестьдесят тысяч воинов и сорок тысяч из вспомогательных частей. И все они готовы отдать жизнь во имя приказа и славы будущего дня.

— И того получается сто две тысячи бойцов. Немного, если посмотреть честно. А как насчёт поддержки «Серых Знамён» или флота? А как же авиационные части?

— Канцлер направил Джузеппе Проксима, Бонифация Торна и Деция Аристофана в крестовый поход против Сицилийского Княжества. День со дня они должны начать захват первых точек на острове. Они ни как не смогут нам помочь. Остальные Первоначальные Крестоносцы ведут бои против Дирской Унии. Скажите, а почему сто две тысячи мало?

— Мы остались одни, Конвунгар. Одни против Аурэлянской Информакратии и Техно-Конгломерата. Одни против информационной и машинной цивилизации, которые обладают фантастическими возможностями.

— Страны как страны. Ещё одни в погребальном списке Империи.

— Разве? — поднял бровь Аурон. — Тысячи воинов из металла без страха и не чувствующих боль, ведомых сигналами операторов. Киборги, подчинившие воле тела механизмы и системы. Оборона, состоящая из автоматической защиты, которая испепелит любого врага. Нет, Конвунгар, нам тут самим будет трудно справиться. Думаю, даже, практически невозможно.

— А разведка? Что говорит она? Может этих… «уникальных» сил не так уж и много.

— Разведка… она говорит о политическом строе того края, о верованиях тех народов и их философии, о жизни, но не о военной сфере. Слишком трудно попасть туда человеку, который в первый раз оказался там. — С лёгкой толикой бессилия ответил Аурон, положив подборок на ладонь руки, упарившейся на подлокотник трона.