День и час

Он просыпался и засыпал вновь, пытаясь и сквозь сон, причудливо деформировавший их, додумать эти свои разрозненные, неясные мысли. Последний раз проснулся уже под утро. Пора и честь знать, подумал, как очнулся. Совесть надо иметь: руки у человека небось затекли. И потихоньку, осторожно поднялся, заглянул девушке в лицо. Глаза у нее были закрыты. Она спала. Спала уже давно или только-только заснула, сморенная предутренней дремой. Стерегла-стерегла и незаметно уснула.

Ладони ее не шелохнулись. Так и лежали раскрытые, на коленях, матово обозначаясь в резко поредевшей, уже взявшейся — как весенний снег водою — светом комнате. Если и не распустившаяся чашечка, то чаша, в естественной завершенности которой и в самом деле есть что-то растительное.

Спала, а он-то фантази-и-ровал — не то наяву, не то во сне. Возгорелся.

А что, если она не спала? А закрыла глаза только тогда, когда поняла, что он проснулся? Проснулся и поднимает голову с ее колен. В тот момент и прикрыла глаза, сделала вид, что спит. Чтоб не смущать его, чтоб не тревожить.

Мало ли еще по каким причинам люди закрывают глаза в такой предрассветный час.

32

Капитан Откаленко любит общественные нагрузки — чтобы иметь возможность их проклинать. Сетовать на непомерную занятость. Среди его нагрузок одна, которую, похоже, никто на него и не возлагал. Он возложил ее на себя сам и исполнял с видимым усердием. Чем больше удовольствия доставляла капитану та или иная нагрузка, тем с большим пылом предавал он ее анафеме.

В вашем политотделе капитан Откаленко был еще и кем-то вроде месткома в единственном числе. У военных профсоюза нет, не было его и в вашем политотделе. Профсоюза не было, но профсоюзная работа была налицо. Ее и осуществлял — в нагрузку — капитан Откаленко.

Когда военторг, скажем, выделял политотделу (как с барского плеча) ковер или шубу, Откаленко тут же принимался набрасывать «список». Список претендентов — капитан вообще тяготел ко всякого рода спискам и протоколам. К документу как таковому. Тут же садился за стол и, насвистывая, давал  д о к у м е н т у  соответствующее оформление, титул. Например: «Список желающих приобрести шубу женскую натуральную лисью за три тысячи рублей 56-го размера». И первое, что он говорил, переходя от титула непосредственно к фамилии, было, как правило, следующее:

— Ну, Муртагина и вписывать нечего: у него все равно денег нету.

Не сказал бы, что военторг баловал наших офицеров, но эту фразу ты слышал от капитана неоднократно.

С легкой руки капитана в политотделе довольно прочно бытовало мнение, что у вашего начальника с деньгами того — негусто.

В самом деле. Кроме девчушек-погодков у Муртагина было еще двое детей. Сын, учившийся в восьмом или девятом классе, и дочка, которая только что поступила в Москве в авиационный институт. Жена не работала, да и куда там работать с такой семейкой. Ничего удивительного, если с деньгами у Муртагина и впрямь было «того».

Ничего-то ничего, но, пожалуй, имела тут место и военная хитрость. Уловка.

— Евдокия Степановна, здесь у нас в магазине появилось масло в пачках. Может, взять? — услышал ты однажды, как заговорщицки, краснея и оглядываясь на муртагинскую дверь, шепчет в телефонную трубку наша секретарша Маша Киселева.

Евдокия Степановна — так звали жену Муртагина, в прошлом здешнюю, местную ткачиху.

Надо ли пояснять, что «масло в пачках» в такой текстильной глубинке, как Энск, и по сей день относится к разряду устойчивого дефицита. Это сейчас-то — что уж говорить о начале семидесятых…

Муртагин запретил жене ходить в военторговский магазин, расположенный с внешней стороны штабного здания и обслуживающий только работников штаба УИРа и их семьи.

Не было денег на масло? Или элементарная прижимистость?

Тогда, десять — двенадцать лет назад, ты бы, может, еще и поверил (и то лишь в безденежье, ибо прижимистые-то как раз и не отказываются ни от масла, ни тем паче от натуральных шуб). Сейчас же, когда у тебя у самого трое детей…

Дудки!

Видимо, раз сунулись к Муртагину со «списком», поставив его фамилию, разумеется, во главу этого замечательного документа, другой, пока ему не надоело и он не заявил радетелям его благосостояния, что для таких покупок у него нет денег.

Отсутствие Муртагина в подобных списках делало «конкурентоспособным» даже новичка политотдела лейтенанта Борисенко. Резко демократизировало список. Он становился не просто короче на одного человека, а короче на начальника. Наверняка Муртагин отказывался от «пульки» именно из этих соображений. Не хотел сковывать дух справедливости, столь замечательно владевший капитаном Откаленко.