Но видимо дела у нашего сельхозпроизводителя были совсем плохие, потому что дядя хмуро буркнул:
— Садитесь…. Только, чтобы ни-ни!
"Ни-ни" детям в автобусе? Да он идеалист, мечтатель! С диким ревом мои, мгновенно проснувшиеся ученички ринулись в автобус, создав ужасающую давку на ступеньках. Мест было около сорока, их восемь человек, то есть на каждого приходилось по пять! Но надо знать наших питомцев — они моментально передрались, надавали друг другу пинков, кто-то царапался, кто-то визжал, а кто-то дико вопил:
— Дурак, дурак… лох педальный!
— Сама лохушка!
Бедный автобус раскачивался, грозя развалиться прямо на глазах, я же мудро переждала на улице, когда детки рассядутся, и лишь только потом, громыхая тяпками, влезла в автобус. Торопиться мне было некуда — всё равно без меня не уедут, а если и уедут, то очень быстро вернутся обратно.
— Поехали!
Ехали мы медленно, но очень весело. Дети ржали, кидались друг в друга пакетами из-под "Ролтона" (почему-то они грызли его тогда вместо семечек), обзывались, изображали из пластиковых бутылок с водой писающих мальчиков — в общем, всё как всегда! Но водитель нам попался без чувства юмора, почему-то постоянно кидавший на меня злобные взгляды, которые я в упор не замечала.
— Ваши дети, — наконец, не выдержал он, — не умеют себя вести!
О, тут-то он и попался! Что он знал о жизни этот престарелый мальчик, чтобы пытаться что-то высказать мне — Арине Родионовне с тридцатилетним стажем?
— Моих детей здесь нет, — надменно припечатала я, — это ваши дети! А не ваши, так ваших соседей, друзей, кумовьев. Вот и любуйтесь, как они их воспитали! А не нравится, так воспитывайте сами! А я посмотрю, что у вас получится!
Все вокруг знают, что школа не умеет воспитывать детей, так помогите школе — начните хотя бы с собственных отпрысков, а потом и претензии предъявляйте, что в общественном транспорте плюются, на улицах не здороваются, старших не уважают! А каковы сами, таковы и сани!
Приехали.
Солнце уже было довольно высоко, и даже в тени равнодушный термометр показывал не меньше + 25, а мы ведь ещё не приступали к прополке. Перед нами расстилалось, исчезающее за горизонтом поле, сплошь заросшее травой. Что там конкретно росло, было непонятно, но что впереди нас ждут часы дикого "веселья" не оставляло сомнений. Дети приуныли, и стали бросать изучающие взгляды на расположенную неподалеку посадку, явно намереваясь смыться и отсидеться в кустах. Увы, к сожалению, я не могла последовать их примеру.
Вскоре к нам подошел и сам виновник "торжества", латифундист русского разлива — фермер Морозов. У него не было в руках кнута, а на голове не красовался "боливар", но в остальном он был жутко похож на негодяя — рабовладельца, издевающегося над безропотной рабыней Изаурой из одноименного сериала времен моей молодости.
— Где люди? — заорал он.
Вот ещё, будут тут всякие на меня рот разевать!
— Это всё! — нелюбезно пояснила я.
— Но мне обещали…
— Я вам ничего не обещала! — твердо отмела я претензии хама, — и напоминаю, что это дети, они не могут на солнце работать более двух часов. А с каждым часом становится все жарче и жарче!
— Это поле закреплено за вами!
— Оно так и останется закрепленным и не прополотым, если вы не дадите реального задания по имеющимся силам!
Мы препирались с ним, наверное, с полчаса. Он орал, даже пару раз топнул, а мне что?! На претензии Гестаповны, если наябедничает, скажу, мол, обидели меня, а я безропотно молчала и плакала. На очную ставку этот Бармалей не приедет!
И чем всё закончилось? Окончательно охрипнув, Морозов все-таки сдался. У меня даже полностью отбившиеся от рук разгильдяи за собой в классе убирают, куда ему со мной тягаться!
— Так дети, — бодро обратилась я к заскучавшим во время нашей перепалки подросткам, — задача такова — быстро в один конец и назад, и сразу же домой! Полем…
Я вопросительно глянула на плантатора.
— Кабачки, — фыркнул он, — тут рядки…, в общем, разредить надо и траву полоть, а междурядье потом трактором пропашем!
Казалось бы понятно! Чего уж проще — траву полоть, кабачки разредить. Но, прямо скажу вам я, вся моя жизнь ушла на то, чтобы убедить школьников, что "не" с глаголом пишется раздельно. Я твержу об этом вот уже тридцать лет ежедневно, исписала все стены в кабинете красными гигантскими орфограммами, но как писали слитно, так и пишут. А тут кабачки, трава… не каждый академик разберется!
Да тут ещё фермер "прокололся". Разумеется, из самых лучших побуждений, не подозревая, с кем имеет дело, он бодренько добавил, обращаясь к переминающимся с ноги на ногу работничкам:
— И чтобы было чисто и красиво!
Зачем он это брякнул?! Может, вообразил себя маркизом Карабасом, земли которого будет инспектировать французский король? Не знаю!
Затем я расставляла своих деток на закрепленные рядки, что тоже задача не из легких — каждому кажется, что у соседа полоса более чистая, чем у него. А когда ребенку что-то кажется, то он это тут же возмущенно высказывает — "а у него рядок более чистый!", "а у меня здесь крапива"!