День и ночь, 2007 № 11–12

Пока они мирно отдыхали, теченье продолжало тащить их вниз. Наступила ночь, а затем и утро. Первое, что увидел Леша, открыв глаза, — это нависший над ним из тумана огромный якорь. Лежал он на спине, широко раскинув руки. По его словам, одному Богу известно, как из такого положения он сумел совершить молниеносный прыжок вверх и повиснуть на якоре, уцепившись за него обеими руками. Он был уверен в том, что его подбросила какая-то неведомая сила. За какие заслуги Всевышний отметил его, не нам судить. Ведь времени на разумное решение в тот момент действительно не было. Он даже не успел увидеть, а только услышал, как следом, мгновенно, с глухим скрежетом задавило под баржу лодку с его «безмятежно почивающими» друзьями. Некоторое время он болтался, как сосиска, держась за якорь и не смея взглянуть вниз на стремительный поток воды, уходящий под днище. В таком… щекотливом положении, после пережитого шока, у счастливца сначала не было сил подтянуться и взобраться на нос. Наверное, в этот момент у него было чувство, как у альпиниста, которому находящийся выше подлец, с которым он в связке, перерезает веревку, чтобы избавиться от него, как от обузы, когда они висят над пропастью и есть риск сорваться обоим. Потом ему это удалось, но прежде он пережил еще несколько минут страха, сознавая, что может не удержаться, сорваться и последовать за земляками по уже проложенному ими пути. Одним словом, хорошо выспались. Можно без преувеличения сказать, что перед нами он явился, как выходец с того света. Или как жмурик, выпрыгнувший из могилы. В действительности нам всем тогда было не до смеха.

Мы стали совещаться командой, что с ним делать. Ситуация более, чем непростая. Нечаянный пассажир настойчиво просил нас высадить его на берег в любом удобном для этого месте и забыть о случившемся. Но мы, подумав и приняв во внимание его циничную браваду о собственных похождениях, решили сдать его властям. Почему подобные ему ведут себя так, что кому-то приходится отвечать за их дешевые жизни, которые, по всему видно, для них самих никакой ценности не представляют?! Только за то, что они позарились на чужую лодку, им уже кто-то руки бы оторвал! Разве стал бы человек лодку к дереву примыкать, если бы не опасался таких, как они? Ведь раньше, до нашествия таких вот пришельцев, здесь даже дома на ключ не запирались. Они за флакон тройного одеколона готовы глотки друг другу перегрызть. Если его отпустить, то не исключено, что при первой же пьянке он будет бичевне своей бахвалиться, как на сибирских реках выживал и под смертью ходил. Они, конечно, будут слушать его пьяные бредни, развесив уши и раскрыв рты, но, в конце концов, найдется среди его собутыльников тварь, которая его же и вложит, куда следует.

А уж там-то ему язык окончательно развяжут и нас к ответу призовут несомненно. Поэтому связались мы по рации с диспетчером и доложили о случившемся. Так что, когда спустя некоторое время, мы пришли в первый же населенный пункт, там его уже дожидались соответствующие лица.

Но все равно всегда придется носить в себе то, что кого-то не стало в этой жизни, пусть даже и при таком косвенном, но все же твоем участии…

P.S. А может, в лодке, кроме него, никого больше и не было?!!!

Кусок мяса

— Васильич, ты когда-нибудь поросят резал?

Пусть не покажется странным, что я начинаю рассказ именно с этих слов. Просто бывают ситуации, когда не столь важны, допустим, описания природы или сопутствующих событий… Мы всегда куда-то идем. И, учитывая, что все реки текут — с Севера на Юг, или с Юга на Север, — каждый из нас понимает, что значит постоянное движение. Так и на этот раз мы куда-то шли.

Вопрос, который был мне задан, исходил от нашего многоуважаемого капитана Михалыча. В тот момент шеф стоял за штурвалом, а я, как это часто бывает, находился рядом в рубке. Михалыч — огромного роста и крепкого сложения человек лет сорока. Основные его черты — рассудительность и немногословность. Если разговор — то, как правило, только по делу. Поэтому его вопрос, уж никак не относящийся к нашей деятельности, несколько смутил и удивил меня. И тем не менее, сразу вспомнилось, как, будучи еще школьниками, мы с друзьями, собирая ягоду на болоте, напоролись на одичавшую свинью, отбившуюся от государственного свинарника. Она была с молочными поросятами. Вот тогда-то и пролилась невинная кровь этих маленьких, тщедушных, беспомощных существ, а мы самоутвердились как настоящие мужчины-охотники. Так нам казалось в то время. Мало таких, кто не совершал подобные глупости в этом возрасте.

— Да, шеф, приходилось и поросят резать, — утвердительно кивнул я.

Помолчав некоторое время, видимо, что-то обдумывая, он продолжил:

— Дело в том… ты ведь в курсе… что мы скоро будем в поселке, где живет моя мать. К концу навигации она должна была вырастить мне поросенка. А сейчас, как ты понимаешь, именно то время. Начинаются морозы и … забой скота, в том числе — и свиней. Если тебе не составит большого труда, мог бы ты подсобить в этом деле? Тем более, ты же охотник, тебе это проще…