сонный слог неоправданно лёгокмы лежим под навесом широкимпомолчи… наше счастье убого,наши руки механикоокиесли тёмного не касаемся,то и чтение белобуквенно…значит тела нет у неравенстваа опять живу с проституткамии шаги-то видать отксерены —так слоново-хороши-одинаковыих вершинами мы присели натравку, медленно обулгакивалнас кошачий ход по неровностямлето двигалось и пикировалвзгляд с лица …допускались вольностив казимира шло казимировошло уверенно, сели проседидеду с бабою, после (страшное)на родителей …мы их бросиликто-то искренне, кто-то заживо.если тёмного не касаемся,то и зрение в глаз натыкано…вот оно одно и останется…хорошо то как …как сердоликово.
Заклинание от смерти в поезде
когда замедленные саниволну электропередачберут стальными волосамимы, перекатывая мячее мигающего царствапо склону средней полосы,так восхитительно опасны,что объясняемся простымжеланьем черные машиныодеть на кованую плотьи если чувству есть причинато можно инеи колотьо небо, тратя перелетомего стальную колыбельгде все висит и беззаботнопереливается себе
* * *
От Гинзо до Синбаситомятся этажислучающимся счастьембез устали. Лежитв японском ресторанекитайская лапшакак чирь на ветеранезастенчиво. Клошарволочит колесницу,убогое дитёпохоже на девицу —он хвать её культёйи мстя любви за некийпечальный эпизодбольного человекаличинку создаёт,затем на месте крикалишь хлюпанье подошв,забыв про Эвридикуоглянешься и чтож:от Гинзо до Синбасилишь тьма да виадук…Иль смысл мне не ясен,Иль нет его и тут…
Дождь. Птицы
Дождь лепечет и грохочет и мычитПрижимаясь к понедельнику спинойЭти лужицы никто не отличитХодишь к Сене, а выходишь на СеннойТам хозяйки покупают сельдерей,длинных кроликов, сметану и редисТам приказывает лето: канарей,вымя тёплое алеет у девиц.стонут лужицы, набившись синевойЖизнь изменится, удастся и пройдётА из хляби, что звенела тетивойвышел тетерев, присмотришься — удод.Дождь четырежды огромен по пути,Весь сверкающий во влажной высоте…Над Трухановым воробушек летитИ цепляется за шпили над Сите.