День и ночь, 2007 № 11–12

— Я, мне, — язык у юнца начал заплетаться после первых же ста граммов (нет, отметил Эдуард, не выдержан еще, не наш еще человек), — я знаю, почему мы сидим здесь, пока господин Танасе вот — вот застрелится!

— Ну, и? — поднял левую бровь Эдуард. — Какие соображения?

— Вы хотите, чтобы он застрелился, потом умер, и освободил место директора нашей Службы. Я вас раскусил!

— Застрелился, и потом умер… — задумчиво кивнул Эдуард. — Что ж, стажер, логично. Прямо скажу, дедуктивное мышление у тебя развито.

— Да, — неожиданно для себя опрокинул второй стакан стажер, — меня в Академии за логику хвалят. И вообще… По философии десять баллов в прошлую сессию получил.

— Что ж, — разлил Эдуард по новой, — за философию надо выпить…

Выпили. Снова помолчали. На сером экране в углу кабинета директор СИБа пристально смотрел в дуло пистолета.

* * *

— Ну, с Богом, — шумно выдохнул Эдуард, и допил остатки водки.

— Что-то мне не по себе, — глядел мутными глазами на экран стажер, — жарковато у вас.

— Вот сейчас, — ласково сказал Эдуард, — и прогуляешься по свежему воздуху.

— Следить за кем-то надо?

— Нет. За водкой сходишь.

— Ой, я столько пить не могу.

— Во-первых, стажер, тебя никто о количестве водки, которую ты можешь выпить, не спрашивает. Во-вторых, принесешь ты ее мне. После чего свой рабочий день можешь считать оконченным.

— А как же господин Танасе?

— Сколько мы с тобой здесь сидим?

— Двадцать минут пятьдесят две секунды. Пятьдесят три уже. Пятьдесят четыре…

— Умница. Дотошный. Сразу видно, наш человек. Только вот напрягаешься зря. Стреляться он не будет. Посидит с пистолетом, да обратно положит.

— Точно? — с надеждой взглянул на него стажер.

— Конечно, — успокоил его Эдуард, — я ведь начальника своего хорошо изучил. И ты, когда на службу возьмем, меня хорошо изучишь. На том и стоим.

— На ком?

— Неважно. Бери десять леев, и неси водки. И закусить чего-нибудь.

— Она же дороже стоит.

— А ты что-нибудь придумай. Ты же будущий разведчик.

После того, как стажер ушел, Эдуард вынул из видеомагнитофона кассету, и поставил новую. Камеры скрытого наблюдения показывали, что в кабинете Танасе ничего не изменилось. Майор с любопытством посмотрел на экран. Ему было безумно интересно: застрелится Танасе, или нет. Ведь такое с директором СИБ случалось впервые: подчиненные знали его, как человека уравновешенного и спокойного.

Наконец, тихо вздохнув, Танасе отвел от лица дуло пистолета, встал, и положил оружие обратно в сейф. Эдуард удовлетворенно хмыкнул, и посмотрел на себя в зеркало. Там, в обрамлении пятен от зубной пасты, помады, жирных пальцев, сидел на стуле невысокий плотный мужчина с красным от регулярной выпивки лицом. По носу, от горбинки к ноздрям, сбегали две синеватые прожилки. Над верхней губой топорщились редкие усики: бриться Эдуард не любил. Мужчина в зеркале поправил прическу опухшими пальцами, и почесал за ухом.

— А я еще очень даже ничего, — задумчиво сказал Эдуард, и придвинул стул поближе к зеркалу, — только вот нос чересчур волосатый. Да и… уши, — точно, уши тоже волосатые.

Напевая песню «Драгостя дин тэй» (Эдуард знал, что она бесит Константина Танасе, и поэтому очень любил эту песню) майор подошел к столу, вынул маникюрные ножницы, подсел к зеркалу, и принялся постригать волосы в носу. Было щекотно. Краем глаза майор поглядывал на камеру наблюдения. Эдуарду было очень жалко, что Танасе не застрелился. Конечно, майора на пост главы Службы информации и безопасности не назначили бы (у него не было родственников в парламенте и правительстве), но смерть Танасе означала для всех офицеров службы автоматическое повышение на одну ступень. Это Эдуарда, который засиделся в майорах, устраивало. Но, увы, директор СИБ не застрелился. Задрав голову, Эдуард засунул ножницы себе в ноздрю, и проговорил свою ежедневную молитву, слова, сказанные ему когда-то отцом:

— Никогда никому ни в чем не завидуй. Ты можешь быть извращенцем, трахать двенадцать любовниц и иметь виды еще на троих; можешь трахать мальчиков, девочек, лошадей и скунсов; бить старушек, сыпать стекло в салаты в общественных столовых, быть психом, придурком, озлобленной тварью — и все равно у тебя будет все, — если, конечно, ты не будешь завидовать.

Слова эти Эдуард повторял себе ежедневно. Но чувство зависти его, к сожалению, не покидало. Майор постоянно завидовал. Всем. Директору СИБ, владельцам автомобилей (сам Эдуард так и не сумел сдать на права), соседу, купившему новую стенку, соседке, затеявшей ремонт, одноклассникам, многие из которых добились в жизни большего, чем он, майор госбезопасности Эдуард. Единственным светлым пятном на его памяти была двухгодичная поездка в Лондон, где Эдуард намеревался постичь тайны ремесла Джеймса Бонда. Увы, английские коллеги на странного человека в замызганном плаще, приехавшего из неизвестной им страны (англичане постоянно путали Молдавию с Мальтой) не обращали внимания. За два года Эдуард научился лишь одному: хорошо заваривать чай.