День и ночь, 2009 № 05–06

Ткань на кофточке Веры Павловны кажется не менее мягкой и нежной. Шурик ощущает это, несмотря на слёзы и воображаемое горе. Вдруг слёзы снова высыхают. Шурик вздрагивает, замирая от неожиданной и оглушительной мысли. Ему представилось, что Вера Павловна теперь возьмёт его жить к себе, и тогда он сможет часто прикасаться не только к этой кофточке, но и к другим диковинным вещам в её доме! Вот только согласится ли её муж? Ведь ему надо будет привозить из командировок что-то и для него, для Шурика.

От этой мысли мальчику сперва становится страшно. Потом он вспоминает, что у Веры Павловны детей нет, а он теперь остался один, к тому же он ей не совсем посторонний — всё-таки Вера Павловна его учительница. Шурик не раз вместе с мальчиками из класса пил чай у неё дома. Чай им подавали в синих чашках с золотистым рисунком, а под варенье каждому ставили крохотную хрустальную розеточку с тиснёным рисунком. В этих розеточках самое вкусное варенье казалось ещё вкуснее.

Старичок и старушка на стене подошли к самой кровати Шурика. Встали напротив. Мальчику кажется, что у старичков хищные глаза и загнутые носы, как у злых волшебников на картинках в сказках. Они смотрят по сторонам, словно ищут кого-то. Вот-вот они должны увидеть его. Шурик с головой забирается под одеяло, отчего ему сразу становится спокойнее. Под одеялом не слышны звуки улицы. Не надо прислушиваться, раздаются ли на лестнице знакомые шаги. Можно угреться и сосредоточиться. В воскресенье в Доме офицеров — «Три мушкетёра». Папа обещал сводить Шурика в кино.

Неужели родители и правда больше не придут? И никогда-никогда не надо будет смазывать солидолом папины пуговицы на кителе? Не надо будет, продев их в специальное приспособление, надраивать до блеска маленькой щёточкой? Не надо будет вместе с мамой разглаживать и пришивать белоснежный подворотничок, чтобы папа на дежурстве выглядел бравым офицером? Шурик согласился бы даже пить новые горькие таблетки, о которых мама прочтёт в своей медицинской газете!.. И неужели никогда-никогда не наступят редкие праздники, когда родители оба дома и никуда не спешат. Да как же так?! Почему это должно случиться именно со мной?! Как я останусь один?!!

Душно под одеялом. Он приподнимает краешек и выглядывает наружу. С облегчением вдыхает прохладный воздух. Старички куда-то пропали. Шурик всматривается. Какие-то приглушённые тени всё же мелькают на стене. Вспыхивает неяркий свет то в одном, то в другом месте. Шурик заинтересован. Ему хочется узнать, откуда идёт свет и что это за тени. Он опускает ноги на пол, угодив точно в тапки, кутается в одеяло, выходит в комнату родителей и подходит к окну. Фонарный столб стоит чуть наискось. Лампу в него недавно вкрутили, и теперь фонарь исправно освещает тротуар и деревья, стоящие за оградой под окнами дома. Ветер расчёсывает кроны, а свет фонаря высвечивает каждое движение ветра. Шурик, примериваясь, оглядывается. На стене колеблются причудливые тени. «А! Вот оно что! Это листья и ветки! А я боялся».

Вдруг стену снова ярко осветило. Страшные старички появиться не успели. Ревут двигатели! Шурик оборачивается к окну и видит быстро удаляющуюся машину. «Ага! Свет фар. Понятно». Напряжение немного отпустило. Остались обида и жалость к себе.

Вздохнув, он замечает на полу около шкафа открытую коробку из-под обуви. На дне лежит, завёрнутый во фланельку, папин кортик. Шурик смотрит на коробку. Её надо закрыть и убрать на место. Шурик достаёт кортик, прижимает его к груди, идёт к себе и ложится в кровать. Голова сразу тяжелеет, неудержимо хочется спать. Но едва мальчик закрывает глаза, как сердце снова бешено колотится.

Как теперь пойдут дела в школе? Наверное, придётся перейти в другую — не разрешат, чтобы Вера Павловна преподавала в его классе. Захочет ли она взять Шурика к себе? Она ведь такая красивая! Девчонки в классе без конца спорят, у кого из них глаза такие же голубые, как у Веры Павловны. Глупые! Ни у кого из них нет таких глаз! И волосы у Веры Павловны вовсе и не крашеные, потому что она от природы золотистая!

«Все начнут завидовать и перестанут дружить со мной, — думает Шурик. — И я не смогу быть весёлым рядом с Верой Павловной. Все подумают, что я жестокий и забыл своих родителей». Вдруг в сознании вспыхивает: «Маме, наверное, было очень больно, когда её сбила машина. Папа — мужчина, его, хоть и тоже очень жалко, всё-таки не так, как мамочку!.. А я и не подумал о них, всё о себе, да о себе». Шурику становится стыдно, и слёзы опять жгут щёки, льются и льются без остановки. Мальчик лежит на мокрой подушке и жалобно подвывает, прислушиваясь к самому себе и к тому, что в нём происходит.

Вдруг, как гром среди ясного неба, раздаётся резкий металлический звук. В замочную скважину наружной двери кто-то вставил ключ и дважды его повернул. Шурик вздрогнул. Сердце вот-вот выскочит из груди! Он поднимает голову и насторожённо прислушивается. Ощущение полного одиночества исчезает.