День и ночь, 2010 № 01 (75)

— Я не вас спрашиваю! — обрывает она меня. — Что у вас? — спрашивает у учительницы.

— Вот, родитель возражает против стрижки своего сына.

— Ничего! — завуч делает жест рукой, будто муху на столе прихлопывает. — Вызовем пару раз на комиссию — остригут, как миленькие!

— Но ведь есть же разъяснение замминистра, — протягиваю ей газету.

— Вам объяснили? — кричит она на меня. — Больше объяснять не будем! Можете идти! Но чтоб ребёнок был подстрижен!..

— Больше я к вам сына не приведу, — говорю ей на прощанье. — Потому что я боюсь за своего сына!..

Стали учить его дома. Галя занималась с ним азбукой, грамматикой, чтением. Я — математикой, физвоспитанием… Прошло два месяца. На третий — прибегает девочка и говорит: «Вас на заседание педсовета вызывают». Я ей отвечаю: «У меня никаких дел со школой нет». Убегает, через час снова прибегает, уже с запиской от директора: в очень вежливой форме приглашает меня на педсовет. Сажусь и пишу ответ: «Я уже объяснил вашему завучу, что в школу я не приду, пока она, по крайней мере, не научится вежливо разговаривать со мной и с сыном». Девочка с запиской ушла. Жду, что будет дальше.

На следующий день приходит участковый милиционер, лейтенант. Здоровается, осведомляется по поводу моей личности и — сразу, строго:

— Почему сына в школу не отправляете? Знаете, чем это вам грозит?

— Я сейчас вам всё объясню, — говорю спокойно. — Раздевайтесь, проходите, — помог ему снять шинель, провёл в комнату, усадил. Как раз был готов чай — налил ему чаю, подвинул сахар, печенье. Милиционер повертел головой, осмотрел комнату. На улице как раз холодно было — так что он с удовольствием взялся за чай. А я рассказываю ему при этом подробно, как я приготовил сыну портфель, учебники, тетради, повёл в школу, и что из этого получилось: как разговаривал с учительницей, с завучем. Дал лейтенанту прочитать вырезку из газеты, упомянул, что сын играет в театре. Оказывается, лейтенант был на спектакле вместе со своим сыном; обоим спектакль понравился, и мой сын им очень понравился. Лейтенанту захотелось лицезреть, так сказать, артиста вблизи, — и сын мой был из другой комнаты вызван пред его очи. Были лейтенанту показаны и рабочие тетради сына, и альбом для рисования.

Причём я начал говорить ему о трудных детях, об уличном детском хулиганстве, о детской преступности, о страшных случаях с детьми в нашем микрорайоне. Гость мой со всем соглашается: он знает об этом куда больше меня, пеняет на школу, на родителей, на себя: сам, дескать, мало занимаюсь сыном, — и хвалит меня!.. Одним словом, остался доволен, что познакомился с такими интересными людьми, и расстались мы весьма любезно…

Прошла после этого ещё неделя. Приходят ко мне домой директор школы с какими-то дамами из родительского комитета. Послушали мои объяснения, проверили тетрадки сына. Потом директор изъявил желание побеседовать с ним самим. Я разрешил, но только — при мне.

— Хочешь в школу? — спрашивает его. — Ведь все твои друзья ходят.

— А я с папой и с мамой занимаюсь, — говорит сын.

— Но разве тебе не интересно учиться с друзьями? Вместе в столовую ходить, песни петь, звёздочку носить?

— Зато я хожу на плаванье, на слалом, на акробатику.

Ещё о чём-то спросил сына, потом поворачивается ко мне:

— Ну, хорошо. Но на следующий год вы отдадите его в школу?

— Нет, — говорю. — Только через три года. У вас по сорок человек в классе; если бы даже учителя хотели хорошо учить — всё равно не смогут: индивидуальное обучение всегда лучше. В вашей школе, например, я своими глазами видел нецензурщину в уборной на стенах; школьники курят, дерутся, сквернословят. Как вы оградите моего сына от этого?

— Но учатся же у нас и хорошие ученики! — отвечает. — В конце концов, ваш сын всё это может перенять и на улице.

— Не может! — говорю ему. — Потому что он постоянно под моим присмотром и под моим влиянием, и я ему в любой момент смогу объяснить, что хорошо, а что плохо. Где и когда это сделать вашему учителю?

— Но ведь вы же не сможете всю жизнь держать его при себе?

— Сколько смогу, столько и постараюсь держать.

— Вам этого никто не позволит — вас просто затаскают!

— Пусть таскают. Буду сопротивляться, сколько могу.

В общем, ушли они, не солоно хлебавши. Жду, что будет дальше — какой следующий шаг они предпримут?

Следующий шаг — собрание в театре: раз не смогли со мной справиться — решили взяться за жену. Но я ей сказал: «Вали всё на меня: мол, в семье хозяин — муж, и ты не хочешь с ним ссориться»… Собрание состоялось, на нём был человек из райисполкома; в труппе про нашу историю уже знали, жену для видимости там слегка пожурили, но запретили занимать в спектаклях сына…

Однако видят, что всё это плохо помогает: я не сдаюсь, — делают следующий шаг: вызывают меня в райисполком, на комиссию по делам несовершеннолетних. Грозят, что если не приду, приведут с милицией. Прихожу, приношу тетради, альбомы сына, вырезку из газеты, снова рассказываю всю историю с самого начала — и даю им такую отповедь: