День и ночь, 2011 № 03 (83)

Появится искра внутри тебя, вот же Он, рядом, сию минутку и всегда был рядом с тобой, Бог, господь наш, только не мог ты понимать его, думающего за тебя и чувствующего за тебя, ибо не внимал ты бессмертию; но вдруг внезапно проскочила искра у тебя внутри, и десятки услужливых единоверцев, единомышленников, уже вкусивших бессмертие большой раздаточной ложкой, привечают тебя и зовут в своё лоно, в своё логово. Отныне ты — их, не будет свистеть над тобой и под тобой, паче всего внутри тебя тоска одиночества, тоска забвения тебя всеми, ты — наш, наш родной, с душою, сердцем и потрошками. «С потрошками! С потрошками!», — звенит песня, и слова тут — фу, пустяк, теперь уже не нужны никакие слова, душа освободилась от пут или намертво схвачена невозвратными путами, и ты летишь в пространство звёзд и галактик, ты бессмертен, а остальные, тоже черви, тоже рабы, но ничьи, они остались в пустыне, имя которой не сыскать, в пустыне своих жалких, ничтожных, никаких мыслей и никаких чувств, только голод иногда даёт о себе знать… Лети и наслаждайся. Ты — часть, которой дано почуять всё!

Нет, не так ты ждал его. Ты ждал его больше, чем бога. Бывает ли такое? Один раз было. Значит, бывает. Или, может, нет. Но было.

Ты ждал его, как ангела с небес. Того, который мчался к одному тебе.

— А вот и ты! — твоя душа выпорхнула навстречу ему. Вся, какая была. Без остатка. Целиком.

— Привет, привет! — сказал он торопливо, шутливо, стыдливо.

Но ты не заметил спешки в его словах, ты не знал причину этой поспешности, и вряд ли когда постигнешь её.

— Так сколько же мы не виделись?! — Чувства так и хлынули из тебя, так и повалили.

— Да восемь лет. — Он точно посчитал. Как-то ему это удалось?!

— А кажется, что двое суток. По крайней мере, вот сейчас. Ты появился, и бесконечность отступила.

— Что значит бесконечность? Что за абстракция?

— Да ничего, сказал, как чувствую.

— Ну, прежде чем сказать, подумать надо.

— Придумай лучше. Как ни скажи, всё радость.

— Что я должен придумывать? Какая радость? Отчего?

Он чем-то был недоволен.

— Тебя увидеть снова. Живым. Почти не тронутым природой, — ляпнул ты.

— А что со мной могло случиться?

— Да всё что угодно. Что же могло произойти с тобой? Со мной, с нами, что могло преобразоваться? Да могли мы продать душу кому-нибудь, даже не дьяволу или его жалким прислужникам, а какому-нибудь купчику, или просто продать, просто тому, кто как-то зацепился за жизнь и знает тайный ход в чужие закрома; могли растерять всё, что мы ковали в юности, ковали для того, чтобы ковать, ковать, ковать.

— Попроще говори. А то не понимаю я!

Он, правда, ничего не понимал. Ни про душу, ни про закрома.

— Купил я мяса, свинина свежая. Сейчас поджарю, будет праздник. Сначала разогреем сковородку, чтоб было сочное внутри, потом услышишь ты шкварчанье и почуешь запах. Так запахнет, что не устоишь.

— Я не хочу свинины, лучше молока попью.

Он сморщил нос, как клоун в цирке. Почему-то закапризничал опять.

— Да славное мясцо. Свинью прирезали недавно. С утречка.

— Мне всё равно, что есть. Не избалован кухнями.

— Так может, сделаем жаркое? С картошечкой.

— Зачем возиться, лучше я выпью молока.

— Да что ты с этим молоком! Я так старался!

— Зря старался.

Чувствовалось, что он хочет досадить. Хоть чем-нибудь. Хоть вот этим своим «нет».

— Так жарить?

— Зачем, не надо. Лучше расскажи, что тут новенького.

— Да сейчас ничего. Раньше было похуже.

— Всё ничего. Ну ладно. Давай обедать.

— Ну, давай.

— Я булочку хочу или печенье мягкое.

— Есть вот хлебцы, а булок не купил.

— Ну что ж, хлебцы — то тоже хлеб. Так что тут новенького?

— В смысле истин?

— Каких там истин? Как дела? Работаешь где, сколько получаешь?

— А истины?

Он смотрел, глядел непонимающими глазами. Он забыл это слово.

— Что ты мне зубы заговариваешь? Вижу, получаешь много, живёшь хорошо, зажирел.

— Всё на заводе. Всё по сменам. И с каждым годом тяжелей.

— Ночь отдежурил, денег сгрёб и жируй? Ха-ха. Ему стало легче, казалось, даже немного повеселел оттого, что смог хоть как-то расстроить хозяина. Хоть чуть-чуть.

— Ты мне не веришь!

— Да, по тебе не скажешь, что работяга. Здоров как бык. Вот я больной. Всё у меня болит: и тут болит, и тут болит, и тут тоже болит. Хотел бы я быть таким здоровым, как ты.

— Так ты ж не спрашивал о здоровье? Откуда ты знаешь?

— Да я всё знаю, я такой… мне не надо ничего говорить, я же вижу, что у тебя много денег, и ты здоров, и мне незачем спрашивать, как ты себя чувствуешь и что у тебя внутри, я давно стал скотиной бесчувственной, давно мне ни до кого нет дела, давно я живу сам по себе, берегу себя, как только могу, но попробуй тут себя убереги, вы же не даёте житья, враги кругом, слева и справа, днём и ночью, враги окружили меня, и ты — тоже мой враг, потому что богат ты, вижу, и на ногах стоишь, и не кашляешь, и глаза целы, ненавижу всех вас, и тебя как часть от всех тех, кто не дал мне того, что я хотел, враги, враги, кругом одни враги, враги кругом.