День и ночь, 2011 № 03 (83)

Ночью спал он у комода,
днём работал для народа —
не считал себя «крутым».

Он любил Москву всем сердцем
за открытый нрав её.
Ел салат с зелёным перцем
и ценил своё житьё.

Но порой, придя с работы
и хватив кваску бокал,
он родимое болото
вдруг с тоскою вспоминал.

Да, с Москвою он сроднился,
но душа зовёт назад.
«Где родился — там сгодился», —
как в России говорят.

Видно, надо возвращаться —
там и мама, и отец.
Видно, час пришёл прощаться,
есть всегда всему конец.

Рассчитавшись в зоопарке,
он на все свои рубли
накупил родне подарки,
чтоб и в Африке могли

вечерком, средь звона мошек,
прежде, чем улечься и спать —
сто весёленьких матрёшек
друг из дружки вынимать…

Только как ему вернуться?
В самолёт залезет он —
будет там не разминуться:
он расклинит весь салон.

Вдруг случится так, что надо
пассажирам в туалет,
а проход огромным задом
загорожен — хода нет!

Надо срочно делать что-то,
ведь не зря, едва лишь ночь —
и вплывает в сон болото,
а Москва — отходит прочь…

…В мире много бед и злости,
но не меньше и чудес.
И пришёл вдруг к Гиппо в гости
сам министр МЧС.

В жизни множество подарков
ждёт на каждом нас шагу.
И, горя улыбкой яркой,
говорит ему Шойгу:

«Вертолёты дружным строем
завтра в Африку летят.
Мы дома там людям строим
и детсадик для ребят.

Там в пустыне — наводненье
смыло целый городок!
Русским людям — наслажденье
взять пилу и молоток.

Мы построим им бунгало
на четыреста семей.
Ну, а если будет мало,
мы им целых два квартала
возведём там для людей.

Если кто-то нас попросит —
мы, не медля, мчим вперёд…
Можем и тебя подбросить
до твоих родных болот.

Сядешь в люльку из брезента,
к ней привяжем прочный трос…
Нынче наши президенты
обсуждали твой вопрос».

…Ночь прошла — и над лесами,
через ширь полей и вод,
полетел под небесами
из России бегемот.

Вниз поглядывая робко,
Гиппо видел целый мир:
вон в стороночке — Европка,
вон — Афины, вон — Каир.

Вон — идут в потоках пота
бедуины по песку.
Вон — и милое болото,
что зажгло в душе тоску.

Полный счастья и печали,
на поляне Гиппо сел.
И все джунгли закричали:
«Гиппо! Гиппо прилетел!»

Загалдели попугаи,
затрубил слонихе слон:
«Ты слыхала, дорогая?
Гиппо — с нами, с нами он!»

Вмиг мартышки-вертихвостки
разнесли по лесу весть,
что их давний друг московский —
снова с ними, снова здесь!

Из ближайшей мутной лужи,
обе с радостным лицом,
встали две большие туши,
пошагав к нему по суше,
и узнал он мать с отцом.

Все полезли обниматься,
но свалили Гиппо в грязь.
Стали вместе подниматься,
над собою всласть смеясь.

Гиппо снова поскользнулся
и, восторга не тая,
громко крикнул: «Я — вернулся!
Это — Родина моя!..»

...........................................

…Так свершается вращенье
наших жизней на Земле —
расставанье, возвращенье,
день в сиянье, ночь во мгле.

Сладко спать среди болота,
слыша ветер в камыше.
Ни работы, ни заботы —
только счастье на душе.

Райских птиц весёлый промельк,
свист в лесу, а вкруг него —
только солнце, грязь и, кроме
солнца с грязью, никого.

Но под сенью пальм красивых
на закате слышал он,
как струился из России
колоколен милый звон.

А в ночи, — то ль всех пугая,
то ль хуля, а то ль хваля, —
тарахтели попугаи,
криком джунгли веселя.

Но в ответ кричащим птицам
и мартышкам, что визжат,
лился голос из столицы:
«Милый Гиппо, приезжай!»

И ему припоминался
им увиденный Валдай.
(А ещё ведь там остался
неизведанный Алтай!..)

Как ему в пространстве сблизить
эти джунгли и Арбат?
Как Россию не унизить
тем, что он болоту рад?..

Глядя ввысь, он погружался
в звёздной ночи синеву
и как будто возвращался
в освещённую Москву.

Даль темнела, словно глыба,
ночь звенела, как трамвай:
«До свиданья, милый Гиппо!
Ты о нас — не забывай.

До свиданья, друг! Навечно
ты теперь в душе у нас.
Знаем, будет, будет встреча
впереди ещё не раз.

Что нам — вёрсты и года?..
Дружба — это навсегда!..»