Он шел вдоль набережной, и его то и дело с шорохом обгоняли ребята на роликах. Посверкивая медью инструментов, маленький джаз играл привычные мелодии Сиднея Беше. Чуть поодаль, нервно хлопая себя по карманам, стоял какой-то человек лет шестидесяти.
– Его нет на месте! – приговаривал он. – Его нет!
– Кого нет? – спросила женщина в больших очках, стоявшая рядом. – Ты о чем?
– Бумажника нет! Исчез!
– Ты, должно быть, оставил его в отеле. Ты в такой момент забываешь обо всем…
– Да нет… Он был при мне… Я уверен… Я… А! Вот он! В заднем кармане, – сказал он, хлопнув себя по левому бедру.
– Ты теряешь голову, дружок…
Джонатан с нежностью смотрел на пожилую пару. Маловероятно, что когда-нибудь и у него с кем-то будут такие отношения.
Они с Анжелой прожили вместе семь лет. И когда она от него ушла, по недоразумению обвинив его в измене, он испытал настоящее потрясение: депрессию, одиночество, острую тоску по ней.
От этих мыслей его отвлек велосипедный звонок. Автомобили с улиц прогнали, и теперь шоссе перешло во владение пешеходов и веселых велосипедистов. Трехцветные фонари светофоров капитулировали, мигая где-то бесконечно далеко. Толпа тем временем все густела, запруживая улицы и разнося хорошее настроение во все уголки города.
Время от времени Джонатан поглядывал на мобильник, чтобы не пропустить письмо или эсэмэску. Коммерсанты и по воскресеньям занимались своими делами и вполне могли прислать запрос. Хотя эти контакты порядком ему докучали, они все-таки смягчали горестное чувство одиночества. Если голова чем-то занята – это лучший способ отключиться от своих проблем, говорил себе Джонатан. За неимением счастья есть дело.
Он шел себе и шел, но вдруг его внимание привлекло особенно оживленное скопление людей. Оказалось, что толпу зрителей собрала вокруг себя танцовщица, плясавшая под ритмичную музыку, усиленную звуковыми колонками, а вместе с ней танцевала еще добрая сотня зевак.
– Талантливая девочка, правда? – шепнула ему пожилая дама в широкополой розовой шляпе. – Это Бабетта, француженка. Она приходит сюда по выходным, когда на улицах нет автомобилей, и с каждым разом собирает вокруг себя все больше народу. Какая энергия…
У Джонатана по материнской линии тоже были французские корни. Он родился в Бургундии и часть детства провел в Клюни. Его отец, чистокровный калифорниец, работая в одном очень известном бургундском замке, постигал основы виноделия. Там он и познакомился с той, что стала его женой. А через несколько лет семейство обосновалось в графстве Монтерей к югу от Сан-Франциско, где взялось за восстановление погибающих виноградников. Десять лет трудов позволили им поправить дела и создать вино, которое обрело известную популярность. А потом в один из мартовских дней пришел торнадо и полностью уничтожил все виноградники. Плохо застрахованное дело было обречено на банкротство. После этого отец так и не смог оправиться.
Веселые танцоры двигались на редкость слаженно. Можно было подумать, что они чем-то связаны друг с другом. И Джонатан вдруг почувствовал, как в нем растет желание присоединиться к ним и тоже отдаться на волю властного ритма музыки. Он постоял в нерешительности, охваченный непонятной робостью, и закрыл глаза, ощущая, как ритм ударных заставляет вибрировать все тело. Он уже совсем решился, и шаг его стал раскованным, как вдруг его схватили за руку. Отпрянув назад, он открыл глаза. Перед ним стояла молодая женщина, и ее тонкие смуглые пальцы мягко держали его руку. Цыганка. Такая тоненькая, что тело ее почти терялось в складках темного платья.
– Дай погадаю, прочту твое будущее.
Она глядела на него красивыми черными глазами. Взгляд был пристальный, глубокий и доброжелательный, хотя она и не улыбалась. А вокруг, потоком обтекая их, бурлила шумная толпа.
Теперь взгляд цыганки переместился на руку Джонатана. Ее теплые пальцы медленно протискивались между его пальцами, и их мягкий нажим был похож на ласку. Его смутила откровенная чувственность прикосновения. Она чуть склонилась над его ладонью. Он замер и не сопротивлялся, почти наслаждаясь вынужденной близостью. К тому же ему было интересно, что же она предскажет.
У цыганки было бесстрастное лицо с правильными чертами, длинные загнутые ресницы и красиво заплетенные в косу густые черные волосы.
Вдруг брови ее сильно нахмурились, и на лбу образовались морщинки. Она медленно подняла голову, и лицо ее исказилось. Джонатан поймал ее изменившийся взгляд, и у него кровь застыла в жилах. Она и сама, казалось, была в замешательстве, более того, изрядно напугана и встревожена.
– В чем дело?
Она молча тряхнула головой и выпустила его руку.
– Что ты такого увидела?
Цыганка отступила назад и опустила глаза. Лицо ее словно окаменело. Джонатану стало не по себе.
– Что? Да что случилось? Говори!
Она неподвижно смотрела перед собой, губы ее еле заметно дрожали.
– Ты скоро…
– Ну?!
– Ты скоро…
Она вдруг резко развернулась на каблуках и бросилась бежать.
– Лиза, подожди! – раздался из толпы чей-то громкий голос.