День, когда я стал настоящим мужчиной (сборник)

Давайте поскорее уйдем, в глубине зарослей я заметил лысого мужчину в черной куртке, он закрыл лицо рукой и присел, я подумал про две ближайшие колонии общего режима, они выпускали школьные мелки, я подумал: побег; мы выбрались наружу, там – туман, странная дымка опустилась, нездешняя, такие спускаются только на море – через дорогу, посреди огорода застыл старик, опершись на лопату, напряженно прислушиваясь, словно туман его ослепил, оголил, застал за позорным занятием.

Ветер стал ледяным, и не разберешь – поднялся стоймя вон там, среди мокрой травы, сухой листок, или это замерла веселая птица, или высунулся оглядеться: это что за туман? – серый зверек; я предложил тете Рае куртку, она отмахнулась:

– Не надо, а то старостью заразишься, это штука прилипчивая.

На остановке возле больницы ждала маршрутку низенькая, чуть скособоченная старушка в шапочке седых волос и с неумеренно накрашенными губами; оделась она по-домашнему – теплая кофта на халат, спортивные штаны, тапки, но ехать собиралась на Раздолье. Они с тетей Раей долго улыбались и кивали друг дружке, первой попробовала тетя Рая:

– Анфиса? Чи Валя?

– Галина, – поправила старушка, – а ты Евдокия, что в столовой в электросетях?

– Рая! Ну, короче, знаем друг друга. То-то я вижу, знакомая личность. Что это ты здесь?

– Да дед мой на дневном стационаре, – старушка показала на больницу, – чуть парализовало. А трех коров держим. А у тебя как?

– Да как. Давление шпарит. Да еще все обкрадывают меня, со всеми сужусь. Хотя ты знаешь мой характер – отдам последнее.

Я показал на объявление на стене остановки:

– Аладьин какой-то пропал.

– Это не какой-то, – старуха не оглядывалась, видела уже «Разыскивается», – Костя со Стрелецкой, Алексея Ивановича из депо сын, во второй школе учился, аптека его была на Зацепе…

– Оптика! – подсказала тетя Рая.

– Чи оптика. А объявления Евлаков клеит, показывает, шо ищет. А сам – последний, кто видел. Я, говорит, его из бани домой до подъезда довез, а где он там дальше подался – не знаю. А сам, – старуха улыбнулась и показала четыре шишковатых, задрожавших от напряжения пальца, – че-ты-ре мильона! – Косте – был должен! А теперь бегает, объявления клеит. В программу «Жди меня» написал, – расхохоталась, и тетя Рая подхватила, не сводя глаз с разворачивающейся у больницы маршрутки: через сахзавод или с заездом на вокзал? – мне кивнула: давай – и склонилась к старушке:

– А я считаю, жена его. У нее первый муж так пропал, и квартира ей. Второй отравился, и квартира ей. Я слышала, Костя жаловался на рынке: вот связался, вот связался, а куда денешься. Она и с ножом на него бросалась из ревности. Милиция приехала, она им: а что вы ко мне приехали, ищите у его проституток!

– Во судьба, – вздохнула старушка и полезла в халат за монетками, – у Кости. Жена первая пропала, дочку убили, и сам пропал! Ох, высокая ступенька, – и полезла в маршрутку, тетя Рая поддерживала сзади за локти, – всё, всё, не толкай, забралась!

Я остался налегке, один, всё упростилось до нечаянно произнесенного:

– Вдова или друг, – я один знал, как найти человека, сильных мало.

Леша Евлаков жил на Пушкина, за городским парком; зачем-то я повернул на Пушкина, моя тень в тумане всё делала, как я, – не тень: сумасшедший Вова шел за мной, первый раз я видел его без пакетов с коробками, он словно освободил руки для дела и усилием удерживал их в карманах, чтобы не вырвались наружу до поры. Как я, шел быстро, но еще оглядывался: одни мы? Не упустить, когда он начнет приближаться. Нет, он может идти просто так, его дело вовсе не я!

Леша Евлаков торговал на рынке огурцами и ездил по району с бригадой электромонтеров, мечтая о «жигулях» десятой модели. Жену он нашел в новом доме, куда пригласили «делать электрику»; она была замужем за богатым таможенником, но, как говорили на рынке, «провода сошлись» и еще, как говорили на рынке, «ток пошел не туда»; когда брат жены вступил по завещанию дяди во владение «Воронежэнерго», Вова получил дом на Пушкина, квартиру в кирпичном доме на горе (как у нас говорят, «на семи ветрах»), газовую заправку, оптовую кондитерскую базу и кафе «Пальмира».

Никого навстречу – это особенность нашей местности, вечером – никого, и днем – никого: старики спят в летних кухнях, ковыряются на огородах, либо гнутся к телевизору, не открывая ставней, молодые работают, бухают или крутятся возле рынка, идешь как в пустыне, оглядываясь на каждый звук: а, это груша упала.

Мне показалось: Вова прибавил шагу, и я почему-то прибавил, хотя собирался резко остановиться и закричать: чего тебе? Иди своей дорогой! Я спешил к дому Евлакова, стараясь показать Вове: у меня есть цель, свое дело, я защищен принадлежностью к жизни разумных людей – хотя: как псих поймет? Он еще прибавил, сейчас побежит.