Глориан уставилась в окно, вспоминая, где находится. Потом, укутавшись в меха, снова коснулась грани сна.
Ей ответил только стон ветра среди снежных вершин. Она уже знала, что голос из ее видений пропал вместе с Фириделом.
В камине трещал огонь. Она снова встрепенулась, отбросила меховое одеяло.
Получив из Хрота приглашение Эйнлека, сперва она думала отказаться: Инис после Горя Веков, как никогда, нуждался в своей королеве. И покидать Сабран она не желала, хотя у девочки были теперь кормилицы и она уже сама держала головку.
К празднику Позднего Лета дамы уговорили ее решиться. Хелисента первая заметила, что ей с каждым днем все тяжелее вставать с кровати, словно кости были окованы не железом, а камнем. Сию предупреждала, что матери после беременности впадают иногда в глубокую тоску, но Глориан отказывалась с этим мириться. Не было на то ни времени, ни места.
Однако ее собственная мать переживала темные дни даже спустя годы после родов. Король Бардольт называл такое «унмод» – когда душа будто тонет, покидая тело. Совет Добродетелей решил наконец, что Глориан пойдет на пользу погостить у двоюродного брата, прийти в себя после всего, что было.
Она прибыла в Элдинг под расцветающим небесным сиянием. Эйнлек увез ее в Исборг, потом в Аскрдал, свозил к мрачным башням Ваттенгарда и наконец познакомил с Морским Королем. Глориан проплыла через тот день на манер дохлой рыбины. Эйнлек был рядом, готовый поддержать, но с первого взгляда на Магнауста Ваттена и молчаливую принцессу Идрегу мысли у нее ушли куда-то, и после того она мало что запомнила.
Сейчас она встала, подошла к окну. Дух захватывало от вида из опочивальни – на заснеженные деревья пьяного леса. Покончив с королевскими визитами, Эйнлек увез ее в охотничью хижину в горах Нитяны, в тишину и покой.
За окном едва брезжил рассвет, вместе с зарей поднималась луна.
Она шагнула на снег, увидела свое застывающее в воздухе дыхание. В Хроте под конец осени всегда наступали морозы, но этот был необычно силен даже для горной местности. Прохождение кометы загасило Огненное Чрево, зато вслед за ней пришли холода.
Глориан никогда не боялась холода и теперь вышла в одной сорочке, только натянув меховые сапоги. Она остановилась, увидев сидевшую под рябиной женщину с белыми прядями в волосах.
– Тетушка Олрун, – помедлив, позвала она, – вам нехорошо?
– Ты тоже чувствуешь, племянница, – не открывая глаз, отозвалась Олрун Храустр. – Великое похолодание. Вилдавинтра.
Глориан нерешительно шагнула к ней. Тетушку часто одолевало беспокойство.
– «Дикая зима»?
– Мы ее переживем, – сказала Олрун; глаза и нос у нее были как у покойного брата. – Нас с тобой коснулась ночь, никогда не тревожившая Бардольта. Вилдавинтра откроется Эйнлеку.
Глориан, не найдя ответа, двинулась по снегу дальше. Тетя ее пережила две войны. Если кто и нуждался в отдыхе, так это она.
Парная стояла неподалеку в густом ельнике. Развесив одежду, Глориан закрылась внутри и плеснула из ковша на горячие угли, вслушалась в их шипение. Она долго потела на лавке, дыша сосновым запахом.
Был лишь один способ отогнать привязавшуюся к ней с Иниса тоску. Сегодня она прибегнет к нему в последний раз.
Неподалеку от парилки висел застывший водопад, во льду под ним пробили прорубь. До родов Глориан никогда не позволила бы себе окунуться – из страха, что холод повредит лону.
Теперь она, с не опавшим еще животом, встала на лед над черной водой. Сделала медленный вдох и соскользнула в темноту – быстрей, чем в прошлый раз. Привыкла за три недели. Сначала пришла боль – жгучий огонь, – а за ней ее окутало полное облегчение. Тень, как тяжелое одеяло поутру, сползла с души, оставив ее свежей, нежной, в знобких мурашках. Глориан нырнула с головой и вынырнула, вся разгоревшись от холода.
По небу пробежала зеленая полоса, за ней другая. Глориан, раскинувшись на воде, закрыла глаза и засмеялась – потому что сон прошел, и душа ожила, и тело ее отныне принадлежало ей, только ей одной.
Эйнлек завтракал на балконе. Съестное все еще приходилось беречь, но здесь, в диких местах, хватало дичи в лесах и рыбы в реках. Глориан, еще с мокрыми волосами, присоединилась к брату.
– Как водичка? – спросил Эйнлек. – Бодрит получше ваших ласковых инисских прудиков?
– Здесь мне хорошо, – кивнула Глориан, – впервые за много месяцев, Эйнлек. Спасибо.
– Тебе нужно время остановиться, собрать себя. Нам обоим нужно после стольких горестей. – Он подал ей медвежью шкуру, и она завернулась до плеч. – Мне было хорошо здесь с тобой, Глориан. Жаль, что так скоро приходится отсылать тебя обратно.
– Я нужна Инису. И Сабран.
При этом имени у него сжались челюсти. Глориан положила ладонь на его железное плечо.
– Эйнлек, принц Гума ко мне ни разу не прикоснулся. И не прикоснется, – сказала она. – Сабран не от него.
Он прищурил серые глаза:
– От кого же?
– Не скажу – ради тебя самого. И ради нее. – Она отвела глаза. – Знаю, я опозорилась перед Святым.
Эйнлек фыркнул: