День, когда пала ночь

– Мы не станем торопить ее раньше, чем она будет готова. – Гашан указала на арку. – Его величество тебя ждет. У него множество дел, Тунува. Надеюсь, ты его не задержишь.

Гашан явилась сюда оберегать верховного правителя, а теперь, как видно, больше берегла его время.

– Постараюсь быть краткой, – кивнула Тунува; уже на ходу она сделала еще одну попытку и перешла на лазийский: – Надеюсь, ты благополучна, сестра. Ты так давно не являлась для доклада.

– Я четырежды в год пишу настоятельнице, а отлучаться от двора так надолго мне не позволяют мои обязанности.

Тунува твердо держала себя в руках. Она никогда не любила спорить.

– Я не поняла, почему ты приняла назначение в Королевский совет, – осторожно заметила она. – Твой первый долг – служить Матери.

– Я служу ей, защищая ее семью, а значит, и защищая их состояние, – отрывисто возразила Гашан. – Нам повезло, что пыль налетела после последней жатвы, однако новый урожай наверняка будет скудным. Большую часть времени я занята пропитанием горожан.

Тунува, сдавшись, отвернулась и пожалела, что не взяла с собой Хидат.

Сию пыталась сбежать из обители. Теперь и Гашан обратилась спиной к ее обычаям. Извержение должно было сплотить сестер, а вместо того семья расползалась по швам, и Тунува не представляла, как связать ее воедино.

Гашан вела ее по выложенным черно-белыми изразцами переходам. Двери стояли настежь, впуская ароматы священных садов: лимона, абрикоса, сладкого красного тростника. Тунува все ждала, когда же сестра станет расспрашивать о делах обители.

– Скажи, – заговорила она, так и не дождавшись, – Кедико готов к обороне Нзены?

– От чего именно?

– Гашан, гора Ужаса взорвалась, – с нарастающей тревогой произнесла Тунува. – Мы с Эсбар видели в ту ночь, что из нее вылетело. Я думала, настоятельница тебя предупреждала.

– Да, зимой пришло ее письмо, но с тех пор ничего не случилось. – Гашан не замедлила шага. – Его величество не желает сеять в народе страхи.

– Но втайне готовится?

– Нет. Он полагает, что Безымянный – сказка, только детей пугать. Иногда и я так думаю.

– Сказка… – Тунува покачала головой. – Сестра, ты кощунствуешь.

– Разумные сомнения – это кощунство? – сухо отозвалась Гашан. – Разве что в замкнутом мирке.

– Твои сомнения безумны. Если Безымянный не бывал в Лазии, откуда взялась наша обитель?

– Саяти уверяла, что Клеолинда была наследной принцессой Лазии, – пожала плечами Гашан, – прочие же говорят, что Селину избрал другого ребенка своим преемником. Если он отказал дочери в наследстве, разве удивительно, что та нашла другое место, которым могла бы править?

Тунува призвала на помощь всю свою выдержку. Тон Гашан будто говорил, что ничего естественнее и быть не могло.

– Твои слова – тяжкое оскорбление Матери, – тихо сказала Тунува. – Бесчестят они и тех лазийцев, что погибли при нападении зверя на Юкалу. Одна мысль, что это ложь…

– Я ничего подобного не говорила. Просто заметила, что историю могли и приукрасить. Что до виденного вами в Ментендоне… было темно и, надо думать, очень дымно. – Гашан кивнула проходящему придворному. – Эсбар всегда отличалась пылким воображением.

Эсбар без труда нашлась бы с ответом. Тунува же просто загрустила – печаль пальцами сдавила ей горло. Они вышли на верхнюю площадку, и двое стражников расступились перед ними.

– У его величества много забот, сестра, – еще раз напомнила Гашан. – Я прошу тебя не взваливать на него лишнюю тягость.

Она говорила так, будто Тунува пришла выпрашивать милости. Та начинала понимать, почему Эсбар даже за долгий путь отсюда до обители не успела остыть.

– Моя единственная цель – защитить верховного правителя, – сказала она. – Мы с тобой на одной стороне, Гашан.

– Конечно, – коротко улыбнулась та. – Что ж, до свидания, Тунува.

В другое время наверху бывало жарче, сейчас же на высоко вознесенной над пропеченной землей террасе стояла приятная прохлада. Тунува залюбовалась видом на город и только потом увидела верховного правителя Лазии.

Кедико Онйеню было далеко за сорок. Он восседал под балдахином, в мантии из волокнистой коры, и доедал жареную перепелку. Двое слуг обмахивали его веерами, третий стоял с мухобойкой наготове, а еще один держал мисочку с прокопченной на дубовой коре солью.

– Верховный правитель, – обратилась к нему Тунува, – настоятельница заверяет тебя в своем почтении.

Он уделил ей короткий взгляд. При таких тяжелых веках его лицо всегда казалось бы скучающим, если бы вздернутые брови не придавали ему удивленного выражения. Такое сочетание черт действовало на нервы – невозможно было определить, доволен он или разочарован.

– Сестра обители, – заметил он на селини, – моя казначейша предупреждала о твоем прибытии.

Кожа у него была темная, как старая бронза.

– Не припомню твоего лица.

– Я Тунува Мелим. Бывала здесь, когда ты еще ходил принцем, – сказала Тунува, проглотив рвавшееся с языка: «Она не твоя!» – Передавала дар дружбы твоей покойной матери.

– А мне ты принесла дар дружбы?

– Дружеское послание. Я заменяю здесь нашу мунгуну, Эсбар ак-Нару.