Мы встали и подошли к нему. Мистер Джинн выглядел так же, как мистер Теннин за несколько мгновений до своего исчезновения. Он был слаб, хотя и не полностью изнурен, но остатки былой силы его уже покидали. Двигать он мог лишь глазами, поэтому он смотрел на нас, но смеяться не перестал.
– Почему вы смеетесь? – удивилась Абра.
Мы даже не сумели выказать старику свое презрение, потому что прежнее сияние еще окутывало его тающей дымкой. Он вызывал трепет, в нем пока оставалось величие, пусть и скрытое под проклятием, что он нес веками. Тысячелетиями.
Ангел едва заметно покачал головой, и смех сменился кривой улыбкой.
– Вы даже не знаете, правда? – спросил он. – Не представляете, что натворили.
И тут я понял: тьма внутри меня исчезла. После всех испытаний я ее поборол. Я поверил мистеру Теннину. Я не желал Древу гибели, и, возможно, если бы решение зависело от меня, не сумел бы его уничтожить, но теперь все кончено.
Я был свободен.
– Чего мы не знаем? – настороженно осведомилась Абра.
– Его мать… – прошептал он и посмотрел на меня, – теперь ты никогда не сможешь ее вернуть. – Затем перевел взгляд на Абру: – А ты… Для тебя все только начинается.
И исчез.
Абра в подавленном настроении вернула меч на место. Он опять стал обычного цвета и размера.
Слова мистера Джинна больше не внушали мне ужаса. Я смирился с мыслью – и она даже приносила облегчение, – что мама покоится в мире. Я огляделся: кругом полыхал огонь. И тогда я понял – ее некуда возвращать. Там, где пляж, скалы и зеленые поля вечности, ей будет лучше. Меня уже не переполняли гнев и горечь, лишь надежда, что когда-нибудь мы встретимся вновь. Возможно, однажды я смогу оставить это все позади.
Жар огня становился все ближе.
– Нам пора, – сказал я.
Сквозь дым и чад, что окутывали деревья словно туман, мы поспешили к Дороге-в-Никуда и вскоре вышли на мощенный камнями проулок за домом мистера Джинна.
И я, и Абра совсем обессилели и кашляли, легкие жгло. Абра обхватила меня рукой, и мы отправились в путь.
На Кинкейд-роуд я заметил машину отца, она мчалась, вздымая позади облака пыли. Отец с отчаянием на лице вцепился в рулевое колесо и был подобен надвигающейся буре.
– Посмотри, – сказал я Абре, показав на запад, где за стеной огня и рекой качались зеленые кукурузные стебли.
Четкий прямой строй стервятников вылетел из долины и скрылся за горами.
Отец отвез нас в больницу, но о той поездке я почти ничего не помню. Машина подпрыгивала на неровной дороге, громыхал гравий. Из открытых окон пахло дымом и влажным воздухом июльского утра. Гул шин по дорожному полотну, затем разгон, торможение и пробуждение. Измученные, мы с Аброй с облегчением прислонились друг к другу.
Время, что я провел в больнице, тоже помнилось смутно.
– Отравление дымом, – сказали врачи, – ожоги третьей степени.
Похоже, листья не до конца меня исцелили.
Абра была куда в более тяжелом состоянии. Оказалось непросто объяснить, откуда взялись глубокие проколы у нее в груди, животе и спине, а также сломанные ребра и порез на ступне. В конце концов наши родители и врачи списали все на лесной пожар: мол, дети поранились, спасаясь от пламени. Нас это вполне устраивало. Мы не видели смысла в объяснениях, да и вряд ли хоть кто-то нам бы поверил.
Но вот что я теперь вспомнил – то, что позабыл на много-много лет…
В самую первую ночь в больнице, когда все ушли, я остался один. Абра спала где-то в другом помещении. Я лежал в постели и думал, как близко мы подошли к смерти. Я вдруг понял, что и рад, и одновременно разочарован, что избежал этого путешествия. Я скучал по маме, но все же любил жизнь. Я еще не готов был умереть.
В палату вошла доктор. Я называю ее доктором, хотя на самом деле не знаю, кем была эта женщина. Сначала я подумал, что сплю, – так похожа она была на маму. Решил, у меня очередное видение, и обрадовался. Я счастлив был хоть на мгновение повидаться с мамой, пусть и во сне. Одна из машин, к которым меня подключили, издавала ритмичный писк, другая – ровный гул.
Но когда вошедшая заговорила, я понял, что это не сон.
– Сэм, – окликнула она.
Женщина даже держалась совсем как мама, поэтому я приподнялся на локте и вгляделся пристальнее.
Возможно ли это? Неужели Древо за столь недолгое время так глубоко проникло в землю, что мама все же воскресла? Корни протянулись далеко в лес и достигли небольшого кладбища и ее могилы?
Настала новая эпоха, все когда-то почившие люди долины вернутся и станут жить среди нас, воссоединившись с близкими? Всего на миг я представил, как удивится народ, как обрадуется…
Наверное, было уже слишком поздно или я находился под влиянием лекарств, или во власти последней надежды, потому и принял ту женщину за маму. Но когда она подошла ближе, я посмотрел ей в глаза и сразу понял свою ошибку. В них не было голубого огня, не было человечности.
Она смотрела на меня бесконечно темным взглядом.
Если вам когда-нибудь доведется заглянуть в глаза подобному существу, вы догадаетесь, о чем я. Они были в точности такими же, как глаза мистера Джинна и мистера Теннина, напоминающими вечность, межзвездное пространство.