День, когда ты придешь

бронирования на нем не было, тем более в интерьере кабины. Даже пистолетные пули,

если выстрелить несколько раз подряд, могли нанести существенные повреждения или

вызвать пожар.

– Если я выстрелю туда – вам тоже будет все равно?!

– Вот как. Бить туда, где больно. Хм, – Калинин кивнул, оставаясь все таким же

серьезным. С выражением учителя, наконец-то, получившего от ученика правильный

ответ. – Но вертолет в настоящий момент идет на высоте ста метров со скоростью двухсот

километров в час. Получив серьезные повреждения, мы не сможем использовать режим

авторотации для аварийной посадки. Наиболее вероятна катастрофа и гибель всех,

находящихся на борту. Даже в маловероятном случае удачной, относительно мягкой

посадки, если мы лишь получим тяжелые ранения, ты не сможешь ускользнуть, поскольку

подвергаешься наибольшей опасности быть травмированной. Таким образом, вероятность

того, что ты сможешь сбежать, равна нулю.

131

Так он сказал. И это была чистая правда. Теперешняя Канаме тоже отчетливо

понимала, что на такой малой высоте и высокой скорости лопасти несущего винта не

успеют перейти в режим авторотации под действием набегающего потока. Не

пристегнутая ремнем, она будет выброшена из кабины и переломает все кости в момент

падения.

– Стреляй, если для тебя это не имеет значения.

Он не пытался кричать на нее или сыпать ругательствами. Калинин не вкладывал в

свои слова угрозу или злость. Но на нее все равно неподъемным грузом обрушилось

страшное чувство поражения. Андрей Сергеевич не был искусным демагогом, ловко

манипулирующим противником с помощью лживых слов, заставляющих его признать

свое поражение. Он говорил правду и ничего кроме правды. Безусловно, он был прав –

даже завладев этим жалким пистолетом, Канаме оставалась совершенно бессильной.

Вся сообразительность и ловкость, вся находчивость и изворотливость, все

мужество отчаяния, которое семнадцатилетняя девчонка-сорванец могла найти в себе,

чтобы вырваться на свободу – все это было ничем перед лицом умудренного ветерана,

уже воевавшего задолго до того, как она появилась на свет.

Но почему, почему, почему этот человек – на стороне врага? Почему он не скажет:

«Прости, что напугал тебя. Я отвезу тебя к Соске»? Или хотя бы потихоньку, так, чтобы

заметила только она, не подмигнет ей – этого было бы более чем достаточно. Почему в

суровых глазах майора нет ничего, кроме мрачной решительности.

– Вы… вы серьезно?..

Глаза Канаме, полные отчаяния и красные от слез, встретились с бестрепетным

взглядом майора.

– Тогда скажите мне. Я смогу снова увидеть его?

– Никогда. Вы никогда не встретитесь больше, – отрезал Калинин.

Да. Канаме поняла, что это безжалостное предсказание – правда. Как бы она ни

билась, как бы ни рыдала в отчаянии и не умоляла – ничто не заставит тюремщиков

разжать когти.

Она не увидит Соске.

Никогда.

Но, может быть, так будет лучше? Ведь все получается так, как говорил Леонард.

Так никто больше не пострадает. Больше никто не умрет ради ее безумного порыва

навстречу Соске, ради ее бессильной жажды свободы. Или то – или другое. Неразрешимая

дилемма. Или все же?..

– Достаточно. Верни оружие.

– Нет…

Бескровные губы Канаме едва слышно выдохнули последнее слово. Она опустила

пистолет и прижала дуло к виску. Прикосновение холодного металла – тупое и грубое. Но

оно было сродни пронизывающему холодку иглы медицинского шприца. Короткая боль и

– облегчение.

Одно движение пальца.

Да, она жаждала этого всей душой. Так будет лучше. Невыносимый груз – у нее

больше не было сил нести его. Всего лишь согнуть указательный палец. И все исчезнет.

Неуверенность, боль, тоска, мучительная вина перед Леонардом, отчаяние от поражения и

безысходность.

Из груди, из глубины пока еще бьющегося живого сердца рвался отчаянный крик.

«Не надо. Я не хочу. Ни за что! Это… это слишком… рано!»

Но он был не в силах разрушить предсмертную сосредоточенность. Оцепенение.

Темный поток ее воли поднимался, словно глубокая вода перед шлюзом, затапливая и

смывая все. Она заставила свое сердце смириться.

Надеяться нельзя.

Нельзя верить.

132

Будущего нет. Она бессильна что-то изменить.

Ей не осталось ничего, кроме отчаяния. Теперь Канаме всей душой жаждала только

одного.

Смерти.

В ней больше не осталось ни единой мысли.

Не думая больше ни о чем, просто нажать на спусковой крючок.

Рухнуть ниц.

Кануть в темноту

– Стой!

Ее вырвал из воронки резкий окрик Калинина.

Как далеко ни ушла Канаме, она не смогла сдержать тупого удивления – почему он

возвысил голос? Она ни разу не видела на его каменном лице такого беспокойства. Маска

дала трещину.

Почему? А-а, вот в чем дело.

Темный ток смерти, окруживший Канаме. Конечно, человек, перед которым

прошло такое бессчетное множество смертей, не мог не почувствовать его.

– Остановись. Я готов сделать все, что смогу.

Он поверил.

– Поверните… вертолет, – голос Канаме звучал безжизненно, пустые и

расфокусированные глаза смотрели сквозь него.

– В данной ситуации это невозможно. Леонарду требуется немедленная

медицинская помощь. Он умрет, если мы задержимся и потеряем время. Прошу тебя,

успокойся. Опусти пистолет и направь на меня.